Игорь Шабельников - Тунгусский метеорит

Ознакомительная версия.

– А почему гипотезы «плохие»? – спросил Николай.

– Вирусы и бактерии! Представь, разморозят вот такого доисторического «эректуса», а он, не дай бог, простужен, возьми да и чихни. Для него это всего навсего – лёгкое ОРЗ, а для нас, «сапиенсов», его вирус гриппа – похлеще «испанки» или «птичьего» гриппа! У нас уже нет иммунитета к тем штаммам гриппа, которые были миллион лет тому назад. Тоже и с марсианами, если не хуже.

– А третья гипотеза? – спросил Николай.

– Потом как-нибудь, сейчас не до гипотез – время поджимает. Нам надо осмотреть штольню и до темноты вернуться к Подушкину, – отозвался я.

– Надо собрать образцы для Подушкина, – сказал Николай.

– Валяй, – вяло согласился я. Николай достал сумку и начал выбирать образцы. Сам же я остался безучастным – не каждый день рушатся собственные «гениальные» прозрения и гипотезы.

– Надо сообщить Подушкину, порадовать, – сказал Николай, закончив собирать образцы.

– Успеется ещё, не будем торописьками, – отмахнулся я.

– Михаил, ты хотел сказать – «торопыжками»? – уточнил Николай.

Я непроизвольно хрюкнул, развеселившись. Этот «немец», этот английский джентльмен, проживающий большей частью в Москве, давно уже обрусел, говорит без малейшего акцента и, я уверен, думает и то на русском языке, но иногда спросит такое, то хоть плачь, хоть падай, например: «Слова „фигня“ и „херня“ – синонимы, или есть нюансы?». Конечно, есть, всё зависит от обстоятельств, места, времени и даже душевного равновесия, так сразу и не объяснишь – это ж не просто слова, а ощущения состояния русской души на данный конкретный момент!

– Разумеется. Однако солнце уже в зените, нам надо двигать дальше. Я уверен, лагерь «старателей» пуст, но расслабляться не будем – порядок движения прежний.

– А чего таиться и медлить, чего терять время? – спросил Николай. Понятное дело, Николай понимает – если рванет вскрытый «криовулкан» грязной водяной жижей или синей глиной – для нас никакой разницы не будет.

– А дух убитого медведя? Пророчество Василия пока никто не отменял! – сказал я с совершенно серьезным лицом – «переспрос» Николая меня развеселил и привел в нормальное шутливое расположение духа.

Николай как-то странно на меня посмотрел, но спорить не стал, закинул сумку за спину и взял карабин наизготовку. Вот и ладненько, пусть думает, что хочет, лишь бы был начеку.

Ещё через полчаса мы подобрались к складу бочек с горючим. В лагере «старателей» стояла звенящая тишина, был слышен только шелест обрывков бумаги, которые лениво по земле крутил ветер. Оставив Николая на стрёме, я крадучись пошел к вагончику-теплушке. Первое что я увидел, подойдя к вагончику, это оторванная дверь, валяющаяся на земле, и странные серо-буро-малиновые кучи, похожие на дерьмо. Что, эти мерзавцы срали где придётся, не могли что ли организовать определённое отхожее место? Осторожно, чтобы не вляпаться, обошел кучи и заглянул в дверной проём вагончика. Заглянул, да и остался стоять. В вагончике был полный разгром. Нет, не такой бардак, когда люди в спешке покидают помещение или что-то ищут, как при обыске, а именно разгром. Двухъярусные деревянные нары вдоль стен выломаны, матрасы вспороты, подушки выпотрошены, мебель изломана, всевозможная радиоаппаратура разбита вдребезги, пол покрыт толстым слоем ваты из матрасов, присыпанной сверху перьями из подушек. Ковырнул дулом бластера вату, расчищая проход – взору открылся пол, залитый запекшейся кровью со следами волочения. Пол густо усеян разнокалиберными гильзами от патронов.

– Михаил, ты чего, подошёл к теплушке и четверть часа стоишь столбом? – спросил Николай. Я не слышал, как он подошёл, поэтому от неожиданности я вздрогнул всем телом.

Что за дела? Его оставили наблюдать за лагерем, а он без команды приперся к вагончику! Я повернулся к Николаю, чтобы высказать ему свое «фе», но, увидев его растерянное лицо, коротко сказал:

– Сам взгляни.

Я вошел в вагончик, разгребая ботинками обломки мебели и вату. Нашел обрез охотничьего ружья и пустой патронташ. Потом нашел калаш, поднял и отстегнул рожок – магазин был пуст. Заметил валяющиеся на полу изломанные толовые шашки.

– Что здесь произошло? – наконец вымолвил онемевший Николай.

– Хотел бы я и сам это знать! Эх, жаль, нет с нами сейчас Подушкина – он сыщик, он бы враз разобрался. Хотя и без Подушкина всё ясно! «Старатели» отстреливались до последнего патрона, а потом их убили и тела выволокли из вагончика. Потом, судя по запёкшейся крови, на следующий день, в вагончик забрался какой-то зверь, типа росомахи, и устроил весь этот кавардак – вон посмотри, валяется сплющенная и прокушенная зубами обсосанная консервная банка, – сказал я, – А ты что думаешь?

– Пожалуй, я с тобой согласен, – сказал, немного помолчав, Николай, – Но меня смущают некоторые твои слова, например: «отстреливались».

О, господи, опять цепляется к словам! Что опять не так?

– Чем смущает? – спросил я.

– Слово «отстреливались» предполагает, что в них тоже стреляли, но ни одного пулевого отверстия в стенах теплушки я не вижу.

– Верно, черт возьми, – это я упустил из виду! А что ещё? – воскликнул я.

– Ты сказал – их «убили», скорей уж их зарезали, смотри, сколько кровищи на полу, – ответил Николай.

– Точно! Ты думаешь, перед смертью их пытали, хотели что-то выведать, медленно выпуская им кровь? – спросил я.

– Или загрызли, – вместо ответа задумчиво добавил Николай.

– Час от часу не легче! Что ты этим хочешь сказать? – воскликнул я.

– Медведь, – коротко ответил Николай.

– Николай, медведи никогда не охотятся на вооруженных людей, тем более, летом. Ну, или почти никогда. Что ты усмехаешься? Ты намекаешь на нашего медведя на Тунгуске? То был исключительный случай. Тому медведю действительно нечего было есть, а тут для медведя жратвы – навалом. К тому же, судя по стреляным гильзам, в нападавших «старатели» выпустили рожок патронов из калаша и целый патронташ из обреза – ни один медведь не смог бы после этого выжить, – сказал я.

– Тунгнак, Василий же говорил, что он придет и всех убьет, – сказал Николай. Он даже побелел лицом, произнеся это. На меня он не смотрел, стоял, уставившись куда-то в угол вагончика.

Господи, сколько раз зарекался шутить! Зря я напугал Николая духом убитого медведя. Дошутился, теперь у Николая мозги набекрень! Ладно, сам шутил, самому и расхлёбывать.

– Николай, – начал я ласково, – У охотника Василия попутались в голове эскимосские и якутские легенды. У якутов Тунгнаков в фольклоре нет, по-моему, у них злые духи или оборотни, превращающиеся в медведей, называются Менквы. Нет, я путаю, это у манси, а Тунгнаки – это у эскимосов. Так вот, насколько я помню, по книгам Георгия Ушакова «Остров метелей» и Павла Алина «Полярная стража», Тунгнак сын бессмертного духа, если мне не изменяет память, Туунбака и белой медведицы. Тунгнаки – это белые медведи с человеческими глазами, они, как и их папаша, тоже бессмертны, и пуля их не берёт, хоть из пулемёта стреляй. Но заметь, Тунгнак – сын белой медведицы, а не бурой, так что Тунгнаков тут нет и быть не может! – закончил увещевания я. А что, по-моему, достаточно убедительно? Я молодец!

Ознакомительная версия.