Тонкие пальцы Лармики, которые, казалось, того и гляди сломаются на ветру, стиснули железные прутья. Какой же все-таки невероятной силой обладали вампиры! Один мощный рывок — и искореженные куски сверхпрочной стали полетели во все стороны.
— Немыслимо…
Все еще загораживая собой выпучившего глаза Дэна, Дорис спросила:
— Ты действительно хочешь, чтобы мы ушли? Правда? Но почему ты нам помогаешь?
Тень грусти тронула подобное луноцвету лицо обернувшейся Лармики.
— Он умер… но защищал тебя до самого конца. Он бы опечалился, увидев тебя в объятиях отца. А я не хочу огорчать мертвого…
Только когда Дэн за руку вытащил сестру в коридор, Дорис осознала, что внушающая страх красавица питала к Ди те же чувства, что и она сама.
— Ты… ты его…
— Иди — и поторопись.
Они втроем вошли в кабинет.
В центре комнаты стояла черная фигура.
— Отец! — в ужасе воскликнула Лармика.
— Какого черта, все еще ничего? — с отвращением выплюнуло личико-опухоль, прижимаясь к груди Ди. — Рана от меча или копья была бы не так плоха, но, отведав осинового колышка, его моторчик не слушается меня. Бейся же. Ну стукни один разок — и бейся!
Сложив в кулак пальцы, карбункул поднял «свою» руку, чтобы посильнее ударить Ди, но остановился на полпути.
В ночном небе что-то сгущалось.
Рой белых полупрозрачных пленок закружился над домом, а затем мембраны начали склеиваться, образуя нечто целое. Когда тучка снизилась, сквозь частично просвечивающее тело стали видны причудливые внутренние органы. Это был еще один искусственно созданный аристократами монстр — ночное облако. Форма жизни, способная восстановить себя из единственной клетки, днем облако витало в ледяных верхних слоях стратосферы, а по ночам спускалось на землю — поохотиться.
И без того страшные, эти проклятые штуки были еще и опасными хищниками, — обнаруживая жертву, они сливались воедино, окутывали добычу со всех сторон — и переваривали ее заживо. Ночные облака питались потерявшимися детьми и неопытными путешественниками; из-за них и еще из-за прорывающих измерения тварей множество людей пропало без вести. Лишь электромагнитный барьер не давал им до сих пор превратить ферму Дорис в хаос.
Облако зависло футах в пятнадцати над головой Ди, но тут его, наверное, подхватил и отнес в сторону, к стойлам, ветер. Задержавшись на миг у дверей, тучка распласталась простыней и легко проскользнула в щель между стеной и косяком. Животные заверещали, стены два-три раза содрогнулись — и вскоре все опять замерло.
— Эти твари жрут, как свиньи. Скоро оно вернется. Так что давай бейся, глупое, никчемное сердце! — Умоляющий кулак свирепо заколотил по груди Ди, после чего снова принялся всасывать воздух. Тело не шевелилось. — Ну же, негодник!
Если бы кто-то увидел этот дикий, но отчаянный моноспектакль, продолжавшийся несколько минут, то, наверное, расхохотался бы в голос.
А потом…
Дверь сарая распахнулась, выбитая изнутри, и рассыпалась в щепки. А секунду спустя во двор вывалилось нечто невыразимо гротескное. В полупрозрачной облачной массе мучительно извивалась постепенно растворяющаяся корова! Шкура ее лопнула, красное мясо таяло, обнажившиеся кости медленно истончались. Плоть и кровь смешались в узкой трубке — вероятно, своеобразном пищеводе, жидкость завихрилась, точно в воронке, и облако засветилось ярче прежнего. Оно питалось. Несколько секунд разбухшая масса колыхалась у входа в стойло, а затем, видно почуяв новую жертву, поползло в сторону Ди. Вес полупереваренной коровы тормозил тучу, и двигалась она медленно.
— Глянь, как уже близко. Давай же, заводись! — Кулак еще раз опустился на ребра Ди.
Облако придвинулось футов на десять — уже слышно было, как мучится внутри несчастное животное.
Три фута. Облако поднялось в воздух и полетело прямо к Ди.
И тут яркая молния прошила прозрачную массу.
Клинок прошел насквозь, не встретив ни малейшего сопротивления; рассеченное облако упало в пыль двумя ломтями и тут же обесцветилось, не успев рассыпаться на мелкие кусочки. Лишь заклубился легкий парок — и земля впитала убитую тучу без следа, не проглотив только обглоданный труп коровы, точно побрезговав тушей.
Ди встал на ноги, разметав по сторонам лунные лучи.
— Ну вот и славно. А знаешь, ты, как обычно, напугал меня до чертиков.
Пропустив мимо ушей несколько неуместное — по отношению к только что восставшему из мертвых — приветствие, Ди спросил:
— Где они?
— В лечебнице, полагаю. А лечебницы каждая деревня воздвигает на окраине.
Разговор завершился. Ди направился к конюшне.
Высокие деревья раскинули ветви, точно мифические чудища — лапы, отгоняя назойливый лунный свет. Разве что заплесневевшие грибы слабо фосфоресцировали здесь, среди переплетенных корней, но их мерцание не могло рассеять плотную давящую тьму. Любой путешественник, будь он даже с факелом, заблудился бы тут, в ночном лесу.
Это был Рансильвский лес — где ночь, говорят, живет даже в полдень. И по нему отчаянно бежал Дэн. Он был не один. Во мраке за спиной, меньше чем в тридцати шагах, раздавалось хищное рычание. Кому оно принадлежало, сомневаться не приходилось. Мальчика преследовал Гару, графский слуга.
Застигнутые графом в тот момент, когда они как раз собирались распрощаться с лечебницей, Лармика и Дорис были препровождены в карету, а о Дэне словно забыли. Твердо решив спасти сестру, мальчик кинулся домой, на ферму, за оружием. Даже ему, маленькому ребенку, было ясно, что нет смысла искать помощи у кого-либо в городе. И момент не был пока потерян. Кратчайший путь шел не по дороге, а через Рансильвскую чащобу. Помня лишь о сестре, паренек не колебался ни секунды. Однако стоило ему углубиться в заросли, позади зарычал вервольф.
Смертельный марафон начался.
Отец и сестра иногда приводили его сюда, но днем, в пору относительной безопасности; Дэн даже не помнил, чтобы ему приходилось играть в лесу в одиночку. Он поднапряг память — и принялся петлять что есть мочи, нырять в дупла и прятаться в кустах, пытаясь сбить преследователя с толку.
Но когда паренек останавливался, погоня прекращалась. Стоило ему побежать снова — и оборотень бросался следом. Как ни старался Дэн, расстояние между ними не росло и не сокращалось.
Тогда мальчик понял, что враг играет с ним, — и тут же чувство превосходства покинуло его сердце, уступив место чистейшему черному ужасу. Он бежал, бежал не щадя ног, но преследователь, не отставая, держался в неизменных тридцати шагах за спиной добычи.
