Нотные значки ожили на странице. Они дрожали, словно Ариадна смотрела на них сквозь подернутую рябью поверхность воды. Особо нетерпеливые перескакивали с места на место. А стоило Эльзе их сыграть, они и вовсе теряли форму. Чернильными червячками, стайкой головастиков ноты скользили по бумаге, сливаясь в ручеек и стекая со страницы. Но они не падали на пол; где-то в метре от земли повисло серое облако – темные петли извивались, расплываясь в воздухе. Так расплывается гуашь, попадая в воду. В нос ударил сильный запах лакрицы – тягучий, сладковатый аромат волшебства.
Эльза тоже заметила облако и испуганно посмотрела на Суонка. Профессор знаками дал ей понять, чтобы она продолжала играть, иначе ей же будет хуже.
Насколько Ариадна помнила сюиту, уже должен был начаться тот хаос звуков, в котором, по словам Суонка, и спрятался гиленгач. Однако же назвать звучащую мелодию бессмысленной язык не поворачивался. Наоборот – это было одно из самых красивых музыкальных произведений, которое когда-либо слышала Ариадна. В исполнении Эльзы мелодия ожила, причем оживала она в самом прямом смысле этого слова.
Облако становилось плотнее, постепенно обретая форму. Сперва это был лишь намек на человека – что-то вроде пятна Роршарха, в котором при желании можно увидеть что угодно. Но вскоре отчетливо стали видны контуры тела, появилась голова, руки, ноги… До конца сюиты оставалось три страницы.
– А у тебя усы шевелятся, – шепнул Суонк ей на ухо.
– Что?! – Ариадна хлопнула себя по щеке, и тут же чернильные полоски, точно змейки, соскользнули ей на руку.
Долго они там задерживаться не стали и, сорвавшись с кончиков пальцев, устремились к проявляющейся девочке. Какое отношение «усы» Ариадны имели к Марте Эрфурт, оставалось только гадать. Видимо, Эльза вложила в сюиту все свои горести и переживания с момента исчезновения дочери, а среди них оказался и образ Ариадны с нарисованными усами.
Две страницы… Уже не было никаких сомнений, что перед ними стоит маленькая худощавая девочка. Она еще выглядела смазанно и блекло, как на выцветшей фотографии не в фокусе. В руках девочка держала флейту.
– Мама? – голос прозвучал тише шепота.
Эльза вздрогнула.
– Не останавливайтесь, – беззвучно сказал профессор.
Марта стояла и смотрела на мать. А затем она поднесла к губам флейту и начала играть. Две мелодии слились в одну. Эльза уже не смотрела на ноты, мелодия лилась у нее изнутри. Ее флейта смеялась и пела от радости, ей вторила флейта дочери…
Ариадна не заметила, когда закончилась сюита. Несколько минут в гримерке стояла полная тишина, хотя Ариадне казалось, что она еще слышит затухающую мелодию.
– Мама? – снова сказала Марта. Голос ее зазвенел, как колокольчик. – Уже пора на сцену?
Флейта выпала из рук Эльзы. Она метнулась к дочери и схватила ее в охапку, словно боялась, что она может вновь исчезнуть. Растаять как дым, из которого она появилась. Уткнувшись лицом ей в шею, Марта шмыгнула носом.
– Думаю, нам пора, – сказал Суонк, беря Ариадну за локоть. – Наше дело сделано. Не стоит здесь задерживаться.
– Но…
Она посмотрела на нотные листы, на которых не осталось ни единого знака. Сюита исчезла или, быть может, обрела новую форму. А в золотистых волосах Марты темнели черные прядки – ровно шесть штук, по числу «усов». Ариадна усмехнулась, представив лицо Джаскониуса, когда тот увидит, что она все-таки смогла избавиться от несмываемых чернил. Интересно, если часть ее досталась этой девочке, кем бы та ни была, считается ли та теперь ее крестницей или кем-то в этом роде? И должна ли Ариадна заботиться о ней, как добрая фея?
– Да, вы правы, нам пора…
Они вышли из гримерки, тихо прикрыв за собой дверь.
– Что это было? – сказал инспектор Пирс, когда они отошли на достаточное расстояние. – Я хочу сказать… Она появилась…
Он замотал головой. Все случившееся было выше его понимания. Ариадна вздохнула: похоже, предстоит большая работа.
– На вашем месте, инспектор, я бы повременил с отчетом, – сказал Суонк. – Подождите денька три, и тогда вы точно будете знать, что это было.
– Хех, – майор Хопп усмехнулся и от души хлопнул племянника по спине. – А пока – дело закрыто! Поздравляю, Лейстрейд!
– Эльза тоже забудет, что произошло? – спросила Ариадна.
– Кто знает? – пожал плечами Суонк. – Волшебство зацепило ее очень сильно, от такого не просто избавиться. Что-то она забудет, но что-то останется с ней навсегда…
– А Марта? Она в самом деле не поняла, что она исчезала?
– Редко когда гиленгач осознает, кто он есть на самом деле. Возможно, это и к лучшему. В любом случае я буду внимательно следить за ее карьерой. Ее сюита была великолепна…
Они спустились в фойе, и тут Ариадна вспомнила еще об одном деле.
– Я сейчас, – сказала она, заходя в уборную.
Из-за двери кабинки все еще доносились рыдания. Ариадна не понимала, как можно так долго убиваться о ком бы то ни было, но всякое бывает. Она постучалась.
– Извините. Если это важно… Девочку нашли. Наверное, концерт можно организовать еще раз…
Дверь распахнулась так резко, что Ариадна едва успела отскочить и чуть не упала, поскользнувшись на кафеле. Впрочем, там были иные причины, чтобы падать.
Женщина в черном замерла на пороге кабинки. Вот только с тех пор, как Ариадна видела ее в последний раз, она успела сильно измениться. Сейчас на ее плечах красовалась огромная голова совы, с круглыми глазами и торчащими ушками из перьев. Очки в черной оправе каким-то чудом держались на коротком клюве и выглядели скорее как дурная шутка.
– Еще раз? – заклекотала женщина-сова. – Поздно! Поздно!
– Вот дрянь, – сказала Ариадна. – А я надеялась, что сегодня у меня будет свидание!
Загробный детектив (Далия Трускиновская)
Евдокии Кудрявцевой – с искренней благодарностью
В ночь с 5-го на 6 июля 1898 года домовладельцы, живущие на Большой Купеческой, их семьи и постояльцы были разбужены выстрелами. Перестрелка была короткая. Выглянув в окна и убедившись, что нигде нет пожара, обыватели улеглись спать.
Наутро полицейские сыщики обходили дома справа и слева от участка, недавно приобретенного негоциантом Зибенштейном, спрашивали о количестве выстрелов, о прочих звуках, о точном времени пальбы и о тому подобных глупостях. Обыватели поняли, что револьверной стрельбой баловались в будущем Зибенштейновом доме, который строили с прошлого года и уже подвели под крышу. Владелец оптового склада колониальных товаров Лабуцкий по вечерам играл в трактире с частным приставом Беренсом на бильярде и по дружбе спросил его, что случилось.
