— У него есть хозяин! — продолжал ребёнок.
Сердце у Седьмого тяжело забухало в груди. Хотелось просто отдаться судьбе. Хотелось закрыть глаза и позволить монстрам рвать на себе кожу, позволить сожрать внутренности. Хуже не станет.
Схватив Седьмого за волосы, толстая тварь потащила его к яме. Кто бы мог подумать, что у такого тщедушного на первый взгляд существа столько сил. Седьмой даже не брыкался. Он выжидал удобный момент, чтобы сделать… сделать что?
Перед тем как бросить человека в яму, младенец позволил увидеть, что творилось в ней. Света луны оказалось недостаточно, чтобы прогнать тьму, однако вот второе зрение не подвело. Десятки, может, сотни детских тел копошились в яме. Измазанные в слизи и в грязи младенцы беззвучно открывали-закрывали рты и по-рыбьи пялились в небо. Прямо клубок змей.
Жирная тварь схватила Седьмого за руку и, проявив недюжую силу, кинула в яму.
А потом пришла боль.
* * *
Седьмой не умер.
Когда его кожа превратилась в лохмотья, когда губы сожрали твари, когда оголились ребра, вот тогда он понял, что не сможет умереть, если того не захочет Кивир. Боль утихла, сменилась легким покалыванием.
Грызите, твари! Перемалывайте его кости в своих ротиках. Утоляйте жажду его кровью. Вдоволь наиграйтесь с его кожей.
Грызите! Уже всё равно ему не умереть.
В какой-то момент Седьмой почувствовал силу. Она словно взорвалась в груди, разлилась по телу.
Он может встать. Он может снова ходить.
Всё вокруг чавкало и хрустело. Седьмому надоело валяться в этой зловонной яме, кишащей тварями-младенцами. Скидывая с себя монстров, он сел, поднял голову вверх и мысленно улыбнулся. Страх прошел. Все двадцать лет после первого Всплеска он боялся Крылатых, Червивых королей, кукуксов, золотых многоножек… Боялся потерять что? Никчемную полужизнь? Как же он заблуждался, когда думал, что Кивир хочет лишь убить его. Нет, этой твари нужно что-то иное.
Но что?
Многие ответы таились в тетради. Необходимо вернуться домой и перечитать записи.
Кожа Седьмого теперь болталась отрепьем. Сквозь рваные лоскуты виднелись мясо и кости. Глаза затянула белая пелена, навсегда стерев радужную оболочку и зрачок. Рот обнажился надгробиями зубов, поалевших из-за крови. Его губы вместе с ушами дожевывала толстая тварь. На левой руке не хватало трёх пальцев, на правой — четырех. Скальп волосатым комком переходил из одного рта монстра к другому.
Седьмому было всё равно. К черту лишнее.
Он поднялся, под ногами завизжали твари. Поднял правую руку над головой и закричал:
— Подними меня! — Это был не его голос. Низкий, дребезжащий, с надрывом. Звук исходил не из горла, а словно из желудка.
Твари запищали, тельца забились в конвульсиях.
— Подними! — повторил Седьмой.
Над ямой появилось лицо ребёнка. По его щекам катились слёзы, нижняя губа подрагивала. Ни дать ни взять милое дитя, у которого отобрали любимую игрушку.
— Я убью их, если ты не освободишь меня, — сказал Седьмой. Нагло врал. Он не знал, как расправиться с тварями. Однако чувствовал в себе силу.
Ребёнок протянул худенькую руку. Седьмой ухватился за неё и через мгновение оказался на поверхности.
— Я же им говорил, — словно в оправдание залепетал младенец. — Я им говорил…
— Заткнись, — ответил Седьмой.
Правую ступню перегрызли, но он всё равно мог стоять. Его кость на ноге удлинилась, вместо ступни красовался костяной нарост, напоминавший копыто. Из кончиков пальцев тянулись когти.
«Это новый я!» — подумал Седьмой.
— Ты знаешь, где находится Кивир? — спросил он младенца.
Тот опустил глаза к земле, молча кивнул и бросил руку в сторону пирамиды.
— Отлично, — сказал Седьмой и двинулся к гигантскому строению.
Чем дальше Николай уходил от дома, тем сильнее ощущал себя свободным. Преобразилась даже погода. Небо хоть и отливало стальной синевой, но больше не казалось мертвым. Облака были молочно-белыми, отчего выглядели легкими.
Николай остановился, закрыл глаза и вздохнул полной грудью. На мгновение представил, что сейчас начало лета, дети играются в песочнице, влюбленные парочки гуляют в парках, ветер шуршит листвой. Солнце припекает, но тепло кажется блаженным после долгой и холодной весны. Время словно остановилось…
Открыв глаза, Николай мысленно одернул себя. Сейчас не время предаваться мечтам. Дочка ждала его, наверняка ей нужна была помощь. Поправив лямки рюкзака, он продолжил путь. Алёна пока молчала, но когда он сворачивал не на ту дорогу, то она появлялась и указывала верное направление. Коротко и ёмко. Она больше не подбадривала его. Но Николаю это и не было нужно. Он сам думал только о дочке.
Многоэтажки теперь сменились дачными домиками. Во многих заборах зияли дыры, а некоторые за давностью лет развалились. Яблони и вишни тянулись голыми ветками к небу. Тишина, царившая на дачах, давила на нервы. На участках не росли даже сорняки. Некогда богатая почва превратилась в сухой безжизненный песок.
Николай шел по грунтовой дороге, под ногами хрустел гравий. Иногда налетал такой сильный ветер, что с трудом удавалось не упасть. Николай лишь улыбался неприятностям и ускорял шаг. Он как можно скорее хотел увидеть Машу. Хотя днём «архаровцы» прятались в норах, все же некоторых можно было увидеть на улице. Надо было глядеть в оба, пока есть оба.
…Коля врывается в коридор и захлопывает за собой дверь. Его сердце бьётся с такой силой, что удары отдаются в горле. Тело бьет дрожь, на лбу выступают капельки пота.
— Что там случилось? — спрашивает Алёна. Она хмурится, в уголках глаз появляются морщинки, отчего она кажется старше.
В коридоре горит лампа, но свету не удаётся разогнать темноту в углах.
— Понесли труп! — шепотом говорит Алёна.
Коля мотает головой, берёт себя в руки и выдавливает несколько слов:
— Надо звонить ментам. Похоже, этот урод убил свою жену. В их спальне кровищи — море.
Коля умалчивает, что еще видел в спальне. Ему просто показалось. Никакие шарики из зеркал не вылетают. Просто показалось. Точно.
На лестничной площадке раздаётся пронзительный крик. Коля вздрагивает, встречается взглядом с Аленой, понимает, что она тоже это услышала, и припадает к глазку. Крик не замолкает, наоборот — становится громче.
— Коля, не молчи! Что там?
Он отмахивается от жены как от назойливой мухи, всматривается — на лестничной клетке ничего не происходит. Крик вроде бы раздается из квартиры пьяницы. По шее пробегает многоножка страха, Коля машинально пытается скинуть невидимое насекомое и замечает, что руки холодны как лёд. Крик стихает.
