Меррик исполнилось двадцать четыре, когда она впервые обратилась к Эрону с просьбой о разрешении осмотреть оккультную коллекцию, привезенную в орден десять лет тому назад.
Я помню об этом, потому что сохранил письмо Эрона.
«До сих пор она ни разу не проявила ни малейшего интереса, – писал он. – Сам знаешь, как меня это беспокоило. Даже занимаясь историей семьи и отсылая свои труды различным ученым, она вообще не касалась оккультного наследия. Но вот сегодня днем она призналась мне, что видела несколько “важных” снов о своем детстве, и сказала, что должна вернуться в дом Большой Нанэнн. Вместе с нашим шофером нам пришлось отправиться в тот старый район. Нас ожидало печальное зрелище.
Все там пришло в такое запустение, что трудно себе представить, а полуразвалившиеся бар и лавочка на углу повергли ее в уныние. Что касается дома, то он находится в прекрасном состоянии благодаря нанятому смотрителю. Меррик попросила оставить ее одну и почти целый час провела на заднем дворе.
Смотритель устроил там патио, а навес с алтарем сейчас пустует. Ничего не осталось от прежнего храма, разве что свежевыкрашенный центральный столб.
Вернувшись в Обитель, Меррик отказалась обсуждать свои сны и ничего мне не рассказала.
Она была очень благодарна, что мы сохраняли для нее дом все то время, пока она “о нем не думала”. Я надеялся, что на этом поставлена точка, как вдруг за ужином, к моему крайнему удивлению, услышал, что она планирует переехать в свой дом и проводить там отныне часть времени. Она попросила вернуть в дом всю старую мебель и пообещала взять на себя все хлопоты.
– А как же соседи? – робко спросил я, не придумав ничего лучше.
– Я никогда не боялась соседей, – с улыбкой ответила Меррик. – Скоро ты убедишься, Эрон, что соседи начнут бояться меня.
Чтобы не чувствовать себя побежденным, я решил съязвить:
– А вдруг какой-нибудь прохожий попытается убить тебя, Меррик?
И она не замедлила ответить:
– Да поможет небо тому, кто осмелится на такое».
Меррик сдержала слово и действительно переехала в «старый район», но прежде велела построить там флигель для смотрителя.
Два убогих ветхих домика, стоявшие по обеим сторонам дома, были приобретены и снесены, после чего с трех сторон огромного участка возвели кирпичные стены, а с четвертой, перед фасадом, – железную ограду. Во флигеле поселился смотритель. Установили систему сигнализации, разбили цветник. В саду снова появились кормушки для колибри. Все вроде бы правильно и обыкновенно, но, побывав только раз в том доме, я все еще испытывал холодок, слушая рассказы о том, как Меррик часто туда наведывается.
Обитель оставалась для нее истинным домом, но, как уверял Эрон, она то и дело уезжала в Новый Орлеан и не возвращалась по нескольку дней.
«Дом сейчас выглядит вполне презентабельно, – писал Эрон. – Всю мебель, разумеется, отреставрировали и заново отполировали. Огромную кровать Большой Нанэнн Меррик забрала себе. Сосновые полы полностью восстановили, и теперь они придают комнатам янтарное сияние. Тем не менее меня ужасно беспокоит, что Меррик зачастую уединяется там на несколько дней».
Разумеется, я тут же написал Меррик, затронув вопрос о снах, заставивших ее вернуться в старый дом.
«Я обязательно расскажу тебе обо всем, но сейчас еще слишком рано, – не замедлила ответить Меррик. – Скажу лишь, что в этих снах со мной говорит дядюшка Вервэн. Иногда я вижу себя ребенком, каким была в день его смерти, а иной раз – взрослой. Кажется, хотя точно не поручусь, в одном из снов мы с ним оба были одинаково молоды.
Пока ни о чем не волнуйся. Ты ведь понимаешь, что мое возвращение в дом детства было неизбежным. Я в том возрасте, когда люди начинают интересоваться своим прошлым, особенно если оно было так внезапно и безоговорочно закрыто для них.
Пойми меня правильно. Я не чувствую вины за то, что бросила дом, где выросла. Просто мои сны велят мне вернуться туда. Равно как и кое-что другое».
Письма Меррик встревожили меня, но на все расспросы она отвечала предельно кратко.
Беспокойство не покидало и Эрона. Меррик все меньше и меньше времени проводила в Оук-Хейвен. Частенько Эрон отправлялся на машине в Новый Орлеан и навещал ее в старом доме, но в конце концов Меррик попросила не нарушать ее уединения.
Разумеется, такой образ жизни присущ многим служителям Таламаски, которые часто делят свое время между Обителью и своим собственным домом. У меня тоже был собственный дом в Англии, в Котсуолде. Он и до сих пор остается моим. Однако продолжительные отлучки служителей в ордене не приветствуются. Случай с Меррик был особым из-за ее частых и таинственных упоминаний о снах.
Осенью того рокового года, когда Меррик исполнилось двадцать пять, она написала мне о поездке в известную пещеру.
Позвольте мне процитировать ее послание.
«Дэвид, я теперь не могу сомкнуть глаз ночью, чтобы не увидеть во сне дядюшку Вервэна. При всем том я все менее отчетливо припоминаю суть этих снов. Знаю только одно: он хочет, чтобы я вернулась в пещеру, где когда-то побывала в детстве. Дэвид, я должна это сделать. Меня ничто не остановит. Эти сны стали какой-то навязчивой идеей, и я прошу: перестань бомбить меня письмами с логическим объяснением причин, по которым мне нельзя делать то, что я, как тебе известно, обязана делать».
Далее речь в ее письме шла о сокровищах:
«Я внимательно изучила все так называемые ольмекские сокровища и теперь точно знаю, что к цивилизации ольмеков они не имеют никакого отношения. Никак не могу их идентифицировать, хотя в моем распоряжении все опубликованные работы и каталоги, хотя бы отдаленно, вскользь касающиеся древностей, сохранившихся в этой части света. Что касается самого маршрута, то я кое-что помню, а еще в моем распоряжении имеются некоторые записи дядюшки Вервэна и архив Мэтью Кемпа, в далеком прошлом моего дорогого отчима.
Я хочу, чтобы ты совершил это путешествие вместе со мной, хотя, конечно, мы не сможем обойтись без помощников. Прошу тебя, ответь как можно быстрее, согласен ли ты поехать. Если нет, я организую экспедицию самостоятельно».
Когда я получил это письмо, мне было почти семьдесят. Ее предложение явилось для меня своеобразным вызовом, к которому я отнесся без малейшего восторга. Я хотел попасть в джунгли, жаждал узнать что-то новое, но в то же время я был абсолютно уверен, что подобное путешествие мне уже не по силам.
