Вдруг содержимое склянки забурлило, над ней поднялся желтоватый дымок, и в комнате запахло поистине адским смрадом.
Авраам закашлялся, отставил склянку в сторону, покачав головой, и взял другую, чистую. В нее он вытряхнул каплю жидкости из синего пузырька.
На этот раз в комнате запахло чем-то резким и неприятным, и словно сделалось холоднее. Рембрандт припомнил посещение анатомического театра, где он зарисовывал мертвые тела, когда работал по заказу принца над Страстями Христовыми. Там стоял такой же неприятный запах и тоже было холодно.
Авраам запахнул полы своего домашнего бархатного камзола и снова принялся колдовать над содержимым склянки.
На этот раз Рембрандт не вслушивался в его слова, а только следил за руками старика, то что-то подбавлявшего в склянку, то размешивающего ее содержимое серебряным шпателем.
Снова жидкость в склянке забурлила, но на этот раз в комнате распространился запах изысканных восточных благовоний.
Авраам взял в руки обе склянки и слил их содержимое воедино.
Рембрандту показалось, что две жидкости противились этому соединению, не желая сливаться, но закон природы оказался сильнее их противодействия.
Смесь жидкостей забурлила, задымилась, но вскоре успокоилась.
В склянке была теперь прозрачная жидкость, неотличимая от родниковой воды.
– Это и есть вода, – проговорил Авраам, как будто расслышал мысли своего гостя. – Слив воедино две противоположности, мы получили ничто – прозрачную и чистую воду!
– Что же за противоположности вы сливали? – нетерпеливо спросил художник.
– Люди несведущие называют это мертвой и живой водой, – ответил Авраам после недолгого раздумья. – Так оно, собственно, и есть – первый состав содержит в себе концентрированную субстанцию смерти, второй – субстанцию жизни…
– Почему же первый состав распространил после ваших алхимических манипуляций столь отвратительный запах, а второй – столь пленительный аромат?
– Потому, минхейр ван Рейн, что жизнь содержит в себе много отвратительного и низкого, смерть же – это покой и чистота… впрочем, не все согласны с этой точкой зрения.
– Допустим, – Рембрандт махнул рукой, словно отгоняя докучливое насекомое. – Куда больше, чем эти ученые рассуждения, меня беспокоит, что же произойдет в результате выполнения моего договора с тем человеком.
– Когда ваша картина будет закончена, равновесие света и тьмы в нашем мире нарушится, – ответил Авраам так спокойно, как будто говорил о видах на урожай капусты. – Войны, голод, эпидемии охватят Европу, как пламя охватывает сухую солому, и ваша картина будет средоточием несчастий, то есть чем ближе к ней, тем больше будет происходить ужасного…
– Вы так спокойно говорите об этом, минхейр Авраам…
– Я стар, – Авраам пожал плечами. – Моя жизнь почти закончена… Нужно принимать с философским спокойствием то, что не можешь исправить…
– Неужели на самом деле ничего нельзя исправить? – вскрикнул Рембрандт.
– Не думаю… – Авраам прикрыл глаза, помолчал и продолжил: – Если вы откажетесь выполнить заказ – последствия могут быть еще страшнее. Впрочем…
Он открыл глаза, и мейстеру Рембрандту показалось, что в них блеснула жизнь.
Взяв колоду Таро, Авраам несколько раз перетасовал ее, разложил на три кучки, снова смешал. Подумав секунду, вынул карту из самой середины колоды и бросил ее на стол.
Рисунок на карте изображал величественную женщину в драгоценных одеждах, увенчанную короной и восседающую на высоком троне.
– Третий аркан, – проговорил Авраам. – Императрица, или, для посвященных, – Венера Урания. Буква ее – Гимель, число ее – три, имя ее в книге Сефирот – Бинох, или Разум. Каббалистическая же сущность этого аркана – Нежность. В алхимии третьему аркану соответствует Вода, в астрологии же – Венера…
– Ничего не понимаю! – раздраженно прервал старика Рембрандт. – Не переведете ли вы все это на человеческий язык?
– Охотно, – ответил Авраам. – Я разложил карты Таро, и они ответили мне, что преодолеть губительное влияние Мема можно арканом более сильным, чем смерть. И этот аркан – перед вами. Не случайно алхимическое значение Венеры Урании – вода, ибо вода растворяет все и побеждает любую силу своей чистотой. Вы видели, что при смешении двух жидкостей, которые передал вам Мем, мы получили чистую воду? Итак, победить козни вашего заказчика можно силой Воды, силой Венеры Урании, значение которой – Нежность…
– А еще проще нельзя? Что мне делать?
– Ваша картина, как я понял, еще не закончена?
– Нет, но осталось доделать совсем немного.
– Конечно, я не художник и не могу им быть, поскольку мой Бог не позволяет изображать свои творения на холсте или дереве. Но осмелюсь посоветовать: поместите на своей картине кого-то, кого вы любили со всей нежностью своей души. Вложите в это изображение память об этой любви и добавьте к краскам, какими будете писать, жидкость из зеленого флакона. Тогда сила Мема будет побеждена…
– Кого-то, кого я любил? – как эхо повторил Рембрандт.
– Именно!
Авраам задумался, а затем снова разложил на столе карты Таро.
Трижды перемешав колоду, снова сложил карты и вынул один лист из самой середины колоды.
Бросив карту на стол, он, как и в первый раз, назвал аркан, перечислил его буквенное и числовое значение, а также алхимическую и астрологическую сущность.
– Этот аркан будет вспомогательным, – закончил Авраам. – Он соответствует одному из стрелков, – и Авраам назвал имя.
– Но его портрет уже закончен!
– Не страшно, минхейр Рембрандт. Вам нужно будет только коснуться его изображения кистью, смоченной в жидкости из зеленого флакона.
– И если я сделаю все, как вы сказали, планы Черного Человека не осуществятся?
– Не осуществятся, – подтвердил Авраам. – По крайней мере до тех пор, пока картина не покинет Амстердам.
Голоса в келье затихли, и когда Старыгин отважился снова заглянуть в отверстие, там уже никого не было. Дрова догорали, помещение освещали только тускло тлеющие угли. Было очень глупо сидеть возле отверстия и смотреть на пустую комнату, откуда наверняка есть выход наружу.
Старыгин попробовал пролезть в каменную дыру.
