Злобное.
Что-то невыразимо злобное.
Рак, ждущий, чтобы выгрызть человеку разум.
Но он не позволит себе слишком много думать об этом, потому что не хочет сойти с ума. Это будет нелегко, учитывая все обстоятельства. Но суть в том, что ему не приходилось сознательно думать об этом. Возможно, его воображение просто периодически заклинивало на высоких оборотах... А может, это оно думало о нем. Какое-нибудь ухмыляющееся, мерзкое божество морских пустынь, мрачный властелин черных глубин и кораблей-призраков, проклятых морей и утонувших моряков. Безумная, ползучая злоба, обширная и пустая, как черные пространства между звезд. Нечто, способное лишь наполняться человеческими тревогами, безумием, страхом и отчаянием.
Само олицетворение ужаса, который всегда вызывали у людей моря. Или воплощение... если слово "плоть" здесь будет уместно.
Хватит, - сказал себе Джордж. Нужно прекратить это дерьмо. Если выберешься из этой жуткой мертвой зоны, то сможешь с комфортом провести остаток жизни на суше, травя байки про призраков и подобное дерьмо. Будешь просыпаться в поту в четыре утра от кошмаров об этом месте... но тогда это будут всего лишь дурные сны, а не реальность. А пока не теряй головы, потому что от этого кошмара тебе не проснуться, и всякий раз, когда ты закрываешь глаза, тебе грозит опасность.
Ну что ж, это пища для размышлений.
Джордж почесал бороду и провел пальцами по телу. Почувствовал выступающие ребра. Но это не из-за голодания - он всегда был худым и жилистым. У него был повышенный метаболизм, и набрать вес представлялось почти невозможным. Всякие диетические штучки и телевизионная реклама всегда вызывали у него смех. Всю свою сознательную жизнь он пытался поправиться, но тщетно.
Каждый на плоту то и дело задавал себе гипотетический вопрос: "Что он сделает в первую очередь, когда вернется домой?" Ответы были разнообразны. Гослинг хотел нанести визит подружке в Новый Орлеан и пропьянствовать с ней неделю... лежа в постели. Кушинг собирался бросить работу и послать своего шурина на хрен. Насчет причин он не стал распространяться. Сольц просто хотел отдохнуть и подлечиться... особенно после того, как Гослинг запретил ему трогать "аптечку" и лежащие в ней таблетки и мази.
А чего хотел Джордж?
Он хотел проводить каждый день своей жизни с женой и сыном. Хотел, чтобы они знали, как много они значат для него. Хотел целыми днями рассказывать своему сыну, Джейкобу, истории своих морских приключений. Парень впитывал бы их как губка. Готов бы был слушать их снова и снова. И Джордж рассказывал бы, как это делали поколения отцов. Втроем они устраивали бы себе пикники и "ленивые" воскресенья, когда можно было ничего не делать. А ночи, когда Джейкоб уснет, он проводил бы в потных объятьях с Лизой.
Боже, как это было бы здорово.
До кораблекрушения он даже не осознавал, насколько хороша была его жизнь. Чертовски жаль, что лишь катастрофа помогла ему раскрыть глаза.
Но разве не всегда так бывает?
По крайней мере, воспоминания о жене и сыне придавали ему сил. Давали ему то, за что он мог держаться. И он решил, что вернется к той, прежней жизни любой ценой. И горе любому, кто попытается ему помешать.
Пусть это будет даже тот древний дьявол из тумана.
24
Каждый справлялся с этим по-разному.
Потому что так и бывало в подобных ситуациях. То, что одним выворачивало кишки наизнанку, у других вызывало улыбку. И то, что заставляло одних смеяться, других заставляло кричать. Так было и в спасательной шлюпке, затерянной посреди влажного, искрящегося, густого, как гусиный пух, тумана.
В шлюпке, теперь еще и окруженной теми хищными рыбами.
Словно голодные собаки, мечущиеся вокруг ведра с мясными обрезками, они понимали, что в лодке есть мясо и кровь, только не знали, как это получить. Поэтому кружили вокруг. Проплывали под лодкой, рядом с ней, толкали ее, били хвостами. Пока они еще не переходили в наступление... это было всего лишь легкое заигрывание волчьей стаи из бездонного, первобытного моря... но оно не заставит себя долго ждать. Все больше и больше их прибывало из неведомых глубин, петляя между дрейфующих скоплений водорослей. В таком количестве они только мешали друг другу, и что-то должно было случиться. А раз кровь попала в воду и начался бешеный жор, это лишь вопрос времени, когда они перевернут лодку вместе с находящимся в ней "лакомством".
По крайней мере, так себе все представлял Сакс.
- Вы только посмотрите на них, парни... видели когда-нибудь таких чудовищ? Посмотрите, какие пасти у этих гребаных тварей. Господи... да такими пастями можно отрывать руки-ноги, вырывать горло и крушить кости...
Если он пытался шутить в свойственной ему язвительной манере, то у него получалось плохо. Весело не было никому. Куку явно было не до смеха, как и Фабрини. Даже у Крайчека был напуганный вид.
- Я чувствую, будто плаваю в ведре в бассейне с крокодилами, - сказал Фабрини. - И жду, когда один из этих злобных ублюдков догадается, как до меня добраться.
Саксу, похоже, такое сравнение понравилось, поэтому от себя он добавил:
- Скорее, как крыса в змеиной норе. Тебе это больше подойдет.
- Чертовы акулы, - воскликнул Менхаус.
- Это не акулы, - возразил Сакс. - Я видел акул. Это не акулы.
Он хорошо это знал. Эти уродцы обглодали бы Большую Белую до костей минут за пять. Нет, это не акулы... но нечто подобное. Саксу они показались знакомыми. Возможно, он видел их раньше. Не живыми, конечно, в музее, например, или в одном из документальных фильмов про ископаемых существ. Потому что чем больше он смотрел на эти жадные, уродливые пародии на рыб, тем больше замечал, что в них есть что-то древнее. Доисторическое.
Жаль, что Кушинга нет рядом, он бы наверняка понял, что Сакс имеет в виду. Он просто не мог подобрать нужных слов для картинок, возникающих в голове. А Кушинг хорошо разбирался в подобной ерунде.
Сакс окрестил их "костолобыми", потому что в головах этих рыб было больше костей, чем мяса. Все покрытые пластинами, угловатые, с острыми костяными гребнями и впадинами. Когда одна из них впервые подошла близко к лодке, Сакс едва не обделался от страха. Она походила на маленького монстра в маске черепа... или на живой, плавучий скелет. Эти рыбы были страшными, как смертный грех. Акулы по сравнению с ними представлялись милыми, безобидными зверушками.
