Выстроившиеся за заказами посетители заметили Майка, облепленного голодными крысами, прежде чем его коллеги, и дружно бросились к выходу. Девочка-подросток, пятясь, снимала видео на телефон. Но когда через открытую дверь из комнаты отдыха в зал хлынул поток крыс, крики переросли в пронзительные вопли и оставшиеся посетители, отталкивая друг друга, поспешили к дверям. Некоторые, сбитые с ног напирающими сзади, сами стали жертвами крыс. Коллеги Майка среагировали на несколько секунд позже посетителей. Гэйл только что подняла из фритюрницы наполненную картофелем фри металлическую корзину. Увидев Майка, она завопила и бросила корзину в него. Брызнувший оттуда раскаленный жир обжег ему лицо, зато заставил отцепиться двух крыс, которые вгрызались в щеки, и еще одну, которая через ухо пробиралась к правому глазу.
- Помогите! – крикнул Майк.
Джимми, который состоял в школьной легкоатлетической команде, перескочил через стойку и, опрокинув полки со специями, приземлился на четвереньки перед автоматом с безалкогольными напитками. Крысы, покрывшие пол живым ковром, начали карабкаться по его рукам и ногам.
Худая от природы Гэйл попыталась выбраться наружу через подъездное окошко[51]. Она, по-змеиному извиваясь, протиснулась в неширокий проем, но бедра не прошли. Повиснув в воздухе наполовину в закусочной, наполовину на улице, она начала вопить от ужаса.
Альберт, ночной менеджер, с выражением непостижимого ужаса на лице попятился, споткнулся, попытался опереться на что-нибудь и угодил руками в горячий гриль. Вскрикнув от боли, он метнулся в другую сторону, сорвал обожженными руками телефонную трубку и набрал 911, продолжая пятиться от Майка и не обращая внимания на беспомощные вопли Гэйл. Но он наступил на разбросанную по полу картошку, поскользнулся и ударился лбом о край стойки. К тому времени, как по телефону осведомились о причине вызова, Альберт уже был без сознания. Когда вопрос повторили во второй раз, крысы, полностью игнорируя кучу жареного картофеля, хищно обгрызали ему лицо.
Когда Альберт случайно обжег руки, у Майка возникла идея. Он шлепнул облепленные тварями предплечья на гриль, наслаждаясь жалобным писком подпаленных на раскаленном металле крыс. Освободив руки, он споткнулся об Альберта и стряхнул крыс с ног. Одно веко пришлось держать закрытым, чтобы крыса, кусающая нежную кожицу, не добралась до глазного яблока.
Гэйл отчаянно сучила ногами и вопила, хотя крысы еще не перебрались через стойку, и никто на нее не нападал. Придержав девушке ноги, Майк выпихнул ее в окошко. С воплем и сорвавшимся ругательством она неуклюже вывалилась на улицу, но, по крайней мере, сумела сбежать. Зная, что Гэйл никогда не расстается с мобильным, Майк мысленно взмолился, чтобы она вызвала подмогу – как только перестанет биться в истерике.
Он попытался окликнуть девушку, но вместо голоса вышло бульканье: две крысы рвали ему горло, и кровь стекала по переду рубашки. Слишком много крови. У Майка кружилась голова, он с трудом держал равновесие. Увидев болтающуюся на проводе телефонную трубку, он проковылял к ней и упал на колени. Трубка лежала в его ладонях, но пальцы не двигались, словно онемели. Наклонившись, он попытался позвать на помощь, но с губ не сорвалось ни единого слова. Вокруг темнело, будто тускнел свет ламп, пол под ним вращался, а потом он уткнулся щекой в липкий от теплой крови линолеум. В ночи, слишком далеко, чтобы что-то значить, завыли сирены. По шее скользили крысиные хвосты, холодный нос ткнулся в окровавленное ухо.
На Майка опустилась темнота и напомнила о тех черных отравленных облаках...
ГЛАВА 26
Вот уже пару дней Брин Ганнинг чувствовала щекотку в горле – явный признак подступающего насморка или какого-нибудь вируса, вероятно, подхваченного от одного из пятиклассников. В течение школьного года кто-нибудь постоянно болел и вирусы, как ей представлялось, путешествовали от одного к другому. Иногда казалось, что школы – это такие инкубаторы для супер-гриппа, который однажды окажется роковым для человечества. А может, ей просто было жалко себя при мысли о том, что в ближайший месяц или около того придется слечь с очередным недомоганием. Почувствовав первые признаки болезни, Брин много отдыхала, принимала эхинацею[52], цинк и гигантские дозы витамина C, надеясь задавить болезнь на корню, но стратегия эта давала не больше пользы, чем неисправимый оптимизм. Оставалось утешать себя тем, что она, по крайней мере, не сдается просто так.
Гроза вырвала ее из неприятного сна, в котором было трудно глотать. Запутавшись в одеялах, она выкарабкалась из кровати и в своих пушистых тапочках-кроликах поплелась в ванную. Но внезапно ее скрутило кашлем, и никак не получалось его унять. Кашель был сухой, и скоро она уже хрипела, не в силах перевести дыхание. Включив свет, Брин схватила чашку и попыталась наполнить ее водой из-под крана, в то время как спазмы продолжали трясти тело. Она умудрилась-таки набрать немного воды и половину вылить в рот, но вся вода выплеснулась на зеркало, когда очередной приступ сложил ее пополам. Коротко и сухо кашляя, она почувствовала, будто что-то застряло в горле – и пытается вылезти оттуда!
Дрожащими пальцами Брин полезла в рот, нащупала что-то твердое и потянула. «Что-то» оказалось размером с большую пуговицу, с тонкими дрыгающимися ножками. Она с отвращением швырнула предмет в раковину, и он пополз по резервуару. Таракан. Она попятилась, уперлась в дверь и, тяжело дыша, вытерла скользкие от слюны пальцы о просторную ночную рубашку. Потом дыхание снова сменилось кашлем, и она выплюнула еще троих тараканов. Подвывая и трясясь от омерзения, она подавилась, представив, как тараканы копошатся в желудке и ползут вверх по горлу. Упав на четвереньки, она добралась до туалета и успела, откинув крышку, схватиться за обод унитаза за момент до того, как по пищеводу поднялась волна рвотных масс. Прозрачная жижа, подкрашенная кровью и смешанная с сучащими ножками тараканами, многоножками и пауками, хлынула из нее и выплеснулась в унитаз. Она в отчаянии потянулась, чтобы смыть хитиновую массу в слив, но части насекомых удалось вскарабкаться по фарфору и вывалиться на покрытый плиткой пол. Они дергались, извивались и ползли к ее ногам. Вопя между приступами кашля, она спиной вперед вывалилась в дверь, вскочила и побежала к телефону на прикроватной тумбочке. Пока она била по кнопкам 911, в животе предостерегающе урчало. Трубку подняли, но когда Брин попыталась объяснить, в чем дело, могла только хрипеть и кашлять, потом выплюнула еще несколько насекомых. Некоторые влажно шлепнулись ей на предплечье и полезли к удерживающей трубку ладони, остальные побежали вверх по руке, под свободный рукав ночной рубашки. С отвращением выронив телефонную трубку, она принялась лупить по тварям, устроившихся под мышкой или ползущих к груди. Тапочки она потеряла и, когда попятилась от телефона, насекомые забились ей между пальцев. Она схватила ртом воздух, снова закашлялась, выплюнула извивающуюся многоножку и в слепой панике бросилась вон из спальни, чуть не навернувшись на лестнице и схватившись за перила прежде, чем полететь со ступеней вниз головой. Она не упала, но так сильно потянула правое запястье, что показалось, будто оно сломано. Прижимая поврежденное запястье к урчащему животу, Брин распахнула дверь и выскочила на улицу, порадовавшись, что ночь грозовая и дождь смоет с нее живых насекомых и куски мертвых, запутавшихся в волосах и прилипших к лицу, рукам и ногам. Она жила за той школой, где работала, на восточной окраине города, и ей нравилось в случае хорошей погоды ходить на работу пешком. И теперь она бежала к зданию начальной школы, как будто то было убежищем.
