Андерс проснулся. В комнате было еще темно, с большой кровати не доносилось ни звука. Это было так ужасно, что он испугался.
На крыльце послышались шаги, затем в дверь постучали. Андерс бросил взгляд на топор. Он боялся.
Клоуна. Клоуна, который пришел. Это ведь клоун пришел?
Входная дверь резко распахнулась, и Андерс вскочил на ноги.
Топор! Где топор?
В прихожей раздались тяжелые шаги, но он никак не мог заставить себя двигаться. Элин продолжала кричать.
Шаги переместились в гостиную, и послышался голос Хенрика:
— Есть кто дома?
Сделайте что — нибудь! Сделайте хоть что — нибудь! Помогите!
Он закрыл глаза и зажал уши. Шаги не прекращались. Он приоткрыл глаза. Хенрик и Бьерн стояли в комнате. Хенрик держал нож, Бьерн нес ведро с водой.
Я брежу. Это неправда. Этого просто не может быть.
Как перепуганный ребенок, Андерс ущипнул себя за руку, чтобы проснуться, но Хенрик и Бьерн никуда не исчезли. Они неспешно двинулись к большой кровати, где продолжала тонко, на одной ноте, кричать Элин.
Они вытащили ее из кровати, и Бьерн сказал саркастически:
— Бедненькая! А ведь такая красивая.
Андерс закусил пальцы, чтобы самому не закричать и не выдать себя криком, а они подняли ее и сунули головой в ведро. Бьерн держал ее за ноги, а Хенрик засовывал Элин головой в ведро. Вода лилась через край. Элин сучила ногами, но Бьерн сжал ее лодыжки, прижав их к полу.
Элин еще пыталась кричать, но под водой ее крик был не слышен, только пузырьки воздуха поднимались на поверхность. Наконец вода в ведре перестала пузыриться. Хенрик намотал мокрые женские волосы на руку, вытащил Элин из ведра и отпустил. Элин лицом упала на пол.
Хенрик и Бьерн двинулись к маленькой кровати. Андерс застонал.
— Пожалуйста, — захныкал он, не узнавая собственного голоса, — пожалуйста. Не делайте мне больно, я еще такой маленький. Пожалуйста, не трогайте меня!
Хенрик подошел к нему и сорвал одеяло.
— Сегодня твой последний вечер, девочка, — он приподнял брови, — бедная малышка. Как прекрасна смерть, не так ли?
Он схватил Андерса за плечо, но отдернул руку, как будто ударился током. Гримаса отвращения искривила его лицо.
— Что это такое? — сказал Бьерн. — Что с ней такое?
Хенрик поглядел на Андерса. Тот лежал, молясь, чтоб они ушли. Хенрик смотрел на него недоуменным взглядом. Бьерн тоже подошел ближе, отставив ведро.
Бьерн посмотрел на Хенрика и сказал:
— Ты заметил?
Хенрик кивнул и присел рядом с кроватью. Андерс выдохнул, дыхание у него перехватило, он весь дрожал. Хенрик смотрел прямо ему в лицо, и Андерс подумал, что его сейчас вырвет. Не обращаясь к Андерсу напрямую, Хенрик сказал как бы в пространство:
— Как ты узнал?
— И что нам теперь делать? — спросил Бьерн.
— Ничего. Теперь с ней уже ничего не поделаешь, — раздраженно ответил Хенрик.
Он посмотрел вниз, на ведро, и, казалось, обрадовался тому, что увидел.
Он встал и навис над Андерсом. Склонившись к его лицу, он зловеще прошептал на ухо:
— Тебе нельзя тут быть, малышка Майя. Мы скоро придем и заберем тебя — рано или поздно, но заберем.
Бьерн взял ведро и вышел из комнаты. Андерс слышал их шаги по гостиной и прихожей. Затем хлопнула входная дверь. Андерс остался сидеть неподвижно и смотрел на безжизненное тело Элин на полу. Ее волосы разметались в стороны, как черные солнечные лучи.
Вот почему он так боялся клоуна, вот почему он начал играть с бусами, вот почему он хотел спать в этой маленькой кроватке и читать книжки про Бамсе.
И наконец он понял, что это значит:
НЕСИ МЕНЯ.
Если лодка держится на волне,
Если сердце бьется в груди,
Доверься, приятель, своей судьбе,
За горизонт греби.
Эверт Таубе
Берегитесь океана, берегитесь моря.
Море так велико, океан так велик.
Ответственность
Наконец наступил рассвет. Андерс стоял на причале Симона и смотрел на загоравшуюся зарю. Несмотря на теплую одежду, он никак не мог побороть дрожь. Ему было холодно, а вдобавок он больше не чувствовал Майю так близко, внутри себя.
Симон копошился в лодке. На корме лежало тело Элин. Андерс никак не мог вспомнить, почему они решили обернуть ее в два огромных пластиковых пакета и завязать. Выглядело это ужасно — очертания человеческого тела в мешках. Кроме того, Андерс сомневался в правильности принятого решения.
— Это действительно единственный выход? — без конца спрашивал он Симона.
— Да, — всякий раз терпеливо отвечал тот.
Когда все это произошло в его доме, Андерс кое — как дополз до телефона и позвонил Симону. Тот немедленно прибыл, накрыл лицо Элин какой — то тряпкой и помог Андерсу умыться. Затем они сели за стол и попытались понять, что им теперь следует предпринять.
Существовали два варианта.
Ни один человек не поверит, что два давным — давно утонувших подростка явились из ниоткуда, скорее всего с того света, и утопили Элин в ведре. Да и по — любому она числилась погибшей во время пожара. Поэтому лучше всего было потихоньку избавиться от трупа. Это был первый вариант. И пожалуй, самый верный.
Вариант второй — предъявить труп в участке и все — таки попытаться убедить полицию, что Андерс тут ни при чем. Тщательно поразмыслив, они эту мысль отогнали.
Андерс взял фонарик и пошел в сарай, чтобы подобрать пару пластиковых пакетов. Зайдя внутрь, он остановился, ощутив нестерпимую боль в груди. Он ничего не сделал, когда они убивали Элин, он не помог ей. Он лежал и трясся от страха. И это было все, что он смог тогда сделать?
— Но это не моя вина, — шептал он, — это не моя вина.
Если повторить это тысячу раз, то вполне можно поверить.
Андерс уже собирался выйти из сарая, но увидел на полке пластиковую бутылку.
Полынь…
Он открутил крышку, поднес бутылку ко рту и сделал два глотка. Ему показалось, что в горле начался пожар. В этот раз он сразу же проглотил настойку, не задерживая ее во рту, и от неожиданного огня в пустом желудке едва не закричал.
Жечь продолжало все сильнее, и Андерс присел на корточки. Кончики пальцев у него онемели, ему казалось, он больше не может дышать.
Все кончено. Я умру. Это спазм легких.
Он отравился, он понял это совершенно четко. Наверное, концентрация полыни была слишком велика. Если бы он, как в первый раз, задержал ее во рту, то мог бы спастись. А теперь ядовитое вещество распространяется по его крови и организму, протекает в органы, заставляя его так мучиться.