Я не верил собственным ушам и собственным догадкам. Неужели Алекс против правил, им же выдуманных, снял с себя маску? Нет, это невозможно!
И все же мне пришлось поверить в ужасное, потому что хотя на следующий день Хлоя, словно воды в рот набрав, молчала по поводу нашего посещения свингер-клуба, уже через день она беспечно поинтересовалась во время прогулки верхом, когда же мы вновь отправимся в клуб Алекса. Я хотел было возмутиться, как вообще могло понравиться моей обожаемой богине подобное времяпрепровождение, однако тут же оборвал себя. В голове внезапно промелькнуло, что ни я, ни Алекс не упоминали Хлое за достопамятным обедом, что клуб придуман, создан и принадлежит моему другу.
Когда человек становится подозрительным, он внезапно начинает замечать малейшие детали в поведении, интонации в разговоре, оттенки слов. Так и я, словно сорвав с глаз пелену, увидел перед собой совершенно иную, нежели я себе представлял, Хлою. Богиня упала с пьедестала. Ее речь показалась мне вульгарной, слова напыщенными, поведение легкомысленным. Все в ней казалось наигранным. Я старался отмахнуться от этого видения, убеждая сам себя, что все не так, что я просто охладел и потому вижу ее в серых тонах. И, самое для меня страшное, я заметил, что Хлоя тоже охладела ко мне.
Тогда-то я и решил бороться за любовь и предаваться с Хлоей постельным утехам как можно чаще, дабы вернуть ее интерес ко мне. Чего только не придумает влюбленный до безумия мужчина. Я думал, что богине не хватает только одного – сексуальных радостей. Но как этого добиться, ведь я сам охладел к ней? Вот когда услужливая память подсказала страшный выход. В тот самый день, когда Хлоя спросила меня, когда мы вновь посетим свингер-клуб, я вспомнил о том, что более всего на свете заводит меня.
Вечером того же дня, сказав жене, что один знакомый медик приглашает меня принять участие в одной срочной и чрезвычайно интересной операции, и прихватив с собой ящик, в котором хранился мой малый операционный набор, я вышел на улицу. Против обыкновения, я не взял собственное ландо, а поймал проезжавший мимо кеб, на котором и доехал до Кливленд-стрит, где было полным-полно шлюх. Грязные улицы, полные помоев и людских отбросов, странно возбуждали. Выйдя из кеба, закутанный в плащ, я направился вдоль улицы, выглядывая тихий безлюдный переулок. Наконец мне попалось прекрасное место. Это была Джордж-Ярд, тихая, петлявшая невесть как и разветвлявшаяся на несколько проулков, которые непременно заканчивались тупиками. Квартал прекрасно подходил для совершения задуманного. Он был заселен беднотой, и рядом постоянно бродили проститутки, ищущие случайного клиента. Видимо, где-то неподалеку имелся паб, где они грелись и подкрепляли силы, чтобы продолжить уличные прогулки.
Стоял ноябрь, ночи становились все холоднее, поэтому из-за быстрой ходьбы изо рта шел легкий пар, который смешивался с сильным туманом, шедшим с причалов и ближе к полуночи почти скрывшим большую часть улицы от случайных глаз. Да, я сделал правильный выбор, Джордж-Ярд прекрасно подходила для меня. Устроившись на углу какого-то невзрачного дома, стоя в тени, я принялся ждать. В тот момент я напоминал некоего хищного зверя, большого и сильного, залегшего в засаде и терпеливо выслеживающего жертву. Страшно хотелось курить, но я боялся, что огонек мог привлечь ко мне внимание.
Наконец мое ожидание увенчалось успехом. Где-то вдалеке раздались одинокие шаги. Это был, без сомнения, стук женских каблуков, к тому же походка была неторопливой, прогулочной, а потому я решил, что это должна быть непременно проститутка. Вот тогда-то я и закурил. Огонек был замечен. Проститутка ускорила шаги, решив, что курить должен, без сомнения, мужчина, а стало быть, можно рассчитывать на случайного клиента, одного из тех, кого судьба посылает для того, чтобы женщина могла затем направиться в паб и пропустить кружку горячего, согревающего внутренности грога.
Я стоял и курил, глядя, как из тумана ко мне постепенно выплывает жертва.
Она была крупной девицей, разрумяненной, словно кукла, с накрашенными губами и убранными в толстый узел рыжими волосами, без сомнения, ирландка. Покрытое оспинами лицо скорее отталкивало, нежели привлекало. Подойдя, шлюха спросила:
– Развлечемся, сэр?
Я молча кивнул головой. Мысль о том, что разговариваешь с живым мертвецом, будоражила меня.
– Два шиллинга, – заявила девица.
Я снова кивнул головой, боясь, что дрожащий голос может меня выдать.
Неожиданно проститутка требовательно протянула руку. Ее требование денег было недвусмысленным. Я переложил ящик из одной руки в другую, чтобы достать деньги, чем привлек внимание шлюхи к инструментам, тихо звякнувшим в ящике.
– Чего там у тебя? – спросила любопытная шлюха, приблизив ко мне свое противное лицо и обдавая меня вонью гниющих зубов. – Так ты вор, что ли?
И тут прекрасная мысль неожиданно посетила меня.
– Смотри, что тут у меня есть, – стараясь подражать интонациями и выражениями кокни, сказал я, ставя ящик на мостовую и открывая его.
В свете луны холодно блеснула поверхность скальпелей, пил и ножей, привлекая проститутку. Она нагнулась, с интересом разглядывая инструменты.
– А что это?
– А вот что!
Я достал скальпель, поднес его к глазам любопытной девицы и неожиданным резким движением рассек ей горло, одновременно толкнув ее от себя, чтобы не запачкаться кровью. Девица, хватаясь руками за горло, упала на мостовую и, хрипя, забилась в конвульсиях. Дрожа от возбуждения, я склонился над ней, задрал юбку и вспорол живот. Сам не знаю, почему я сделал это, вероятно, потому что девица казалась мне такой беззащитной, что с ней можно было делать что угодно. К тому же у меня имелись все инструменты, необходимые для проведения хирургических операций.
Через пять минут все было кончено. Перерезав жертве голосовые связки, я совершенно обезопасил себя от ее криков и появления свидетелей. Однако от случайностей, как говорится, застраховаться невозможно. Я уже собрал в ящик инструменты, как вдруг с конца улицы раздался грубый мужской окрик:
– Эй, Полли, где ты, дрянь такая? Полли, где мои деньги?
Сутенер, догадался я. Схватив ящик, я метнулся в противоположную сторону. Выскочив на круглую площадь, я огляделся, подозвал проезжавший мимо кеб и умчался домой.
* * *
Время мое на исходе. Вот уже скоро рассвет. Последний рассвет в моей жизни. Неужели люди не поняли, что это я охотник, и продолжают сами охотиться на меня? Виданное ли это дело, чтобы жертва охотилась на охотника?
Для настоящего исследователя совершенно неважно «как» и «чем». Для него гораздо важнее «почему». Так вот, для настоящих исследователей я отвечу, что все эти жестокие убийства были совершены во имя любви! Только из любви можно совершить самые ужасные поступки и преступления!
