– Вон мужика видишь за Дэном? – зло сказал Витька. – Подойди и познакомься, это и есть твой убийца. А мне пока, извини, надо в отдел позвонить. Раз такая каша заварилась – то все, надо брать эту шайку. Я же повременить хотел, доказательств собрать побольше, Дениса сюда послал на разведку, якобы он жертвовать большие деньги собрался, то—сё, да вечно ты куда не надо рыло мочишь!
– Так! – не терпящим возражения голосом велела я. – Витенька, послушай. Я в данный момент социально опасна. Вот и хочется тебя фризом припечатать, чисто по причине дурного настроения, да с другой стороны надо бы и послушать – вдруг ты чего умного скажешь? Так что давай так – ты меня не зли еще больше, ладно? Отложи трубочку в сторону, сядь на табуреточку, да и расскажи что к чему.
Витька хотел было что—то возразить, и даже открыл рот и грозно нахмурил брови, однако потом ему хватило ума посмотреть на меня, на «икебану», и осознать, что я не шучу.
– Ведьма, – выплюнул он.
– Я в курсе, – согласилась я. – Рассказывай.
– А чего рассказывать? Помнишь, ты мне позвонила и начала плести, что тебя пытались отравить да утопить?
– Помню, – кратко ответила я.
– Ну я так репу тогда почесал, с Дэном поговорил, да и решил проверить твои слова. Вроде ты же просто так языком никогда не болтала, вот и подумал, вдруг у тебя и правда проблемы? Пошел к парням, что дом твой охраняют, посмотрел видеозаписи. Тогда и срисовал номера джипа, что тебя подвез, да и поговорил с ребятами. Они и правда подтвердили, что подобрали тебя на противоположном от кладбища берегу реки. Сказали, что выплыла ты в одежде и слегка расстроенная.
– Слегка! – возмутилась я.
– Потом подумал, – не обращая на меня внимания, продолжил Витька, – да и наведался на кладбище, которое за ЗАГСом. Нашел я того мертвого барбоса, увидел, что он точно отравлен, да и попросил ребят не в службу, а в дружбу экспертизу провести. Цианистый калий был, кстати, так что тебе памятник тому барбосу ставить надо. Ну, и только я начал размышлять, что наверно и правда у тебя какие—то проблемы, а не наследственная шизофрения, как упс! – ты себе героин колешь, а меня гомосеком в прощальной записке обзываешь!
И он укоряюще уставился на меня.
– Витька, да не писала я никакой записки!!!
– Да я уже в курсе, – вздохнул он. – Но тогда—то знаешь как я зол был? Надо мной ведь весь отдел ржал! А потом нас с Дэном Серега у себя собрал, мы пивка попили, сверили сведения да и начали понимать, что и правда тут не все чисто.
– То есть, ты хочешь сказать, что Дэн меня не убивал? – устало сказала я. – Ты бы хоть чего поумнее придумал, а?
Я хотела в это верить. Бог видит, как я хотела в это верить, что любимый меня не предавал и не хотел моей смерти. Да вот только факты – вещь упрямая.
– Ты на мужика посмотри внимательно, – посоветовал Витька. – Я же тебе с самого начала сказал – вот твой убийца.
Я посмотрела.
– Морда знакомая вроде, – пожала я плечами.
– Перевалов Александр Васильевич, он к тебе пару недель назад на прием приходил – не помнишь разве?
Я вгляделась в замершее лицо и поморщилась:
– А, это тот, который мне сказки рассказывал про пропавшего сына?
– Ну, не знаю, что он там тебе рассказывал, но приходил он к тебе с целью пробить твою силу да предложить работу. Он, Машка, священник. Правда отлученный уже, но это не помешало основать ему новую протестантскую ветвь, «Ангелы Господни». И ему нужна была ведьма, чтобы побольше со своих прихожан состричь.
– Ну надо же, – изумилась я.
– Вот тебе и «надо же», – передразнил меня Корабельников. – А после того, как ты ему отказала, он с Гулей сговорился.
– И что, типа за отказ он меня и порешить хотел? – скептично молвила я. – «Я мстю, и мстя моя будет страшна»? Ерунда какая-то. За такое не убивают.
– За отказ – нет. А вот за все твое добро – запросто.
– А кто ему мое добро отдаст? – опешила я.
– Там многоходовая комбинация была продумана, уж сильно твоя трехэтажная квартира произвела на Перевалова впечатление. Так вот, он после того разузнал о тебе побольше, а его сын подкатился к Софии.
С секунду я смотрела на снисходительно—улыбающееся лицо Витьки, после чего хлопнула себя по лбу:
– Ну точно! Все срастается! Сонька же по мужу теперь Перевалова! И что, думаете, что если я помру, то все Соньке достанется? Да вот и нет! Я ее даже и не упомянула в завещании!
– Слушай, ты меня достала, – сурово сказал Корабельников. – Давай-ка теперь ты сядь на табуреточку, рот прикрой, да послушай, как оно все было? Лады?
– Лады, – кивнула я, и приготовилась слушать.
Александр Васильевич Перевалов был священником—миссионером. Есть на Кавказе большое село христиан – евангелистов, в основном славян, и жизнь там течет спокойно и размеренно, с Божьим благословением. Жители с малолетства приучаются следовать заветам Христа, а так как одна из них – «идите и научите других», – то нет-нет, да и отправляют сельчане миссионерские группы по странам бывшего СССР. Не знаю уж как сейчас дело обстоит, когда каждая республика отгородилась от другой границей, но Александр Васильевич в России уж лет двадцать миссионерствует, так что уже и натурализовался давно. Сельчане на него и нарадоваться не могли. Основав крепкую церковь в одном городе, он не сидел на месте. Сформировав крепкое руководство, он тут же ехал в соседний город.
Сельчане только успевали отсылать Александру Васильевичу деньги, так как новообращенные жертвовали неохотно, а евангелизация – дело хлопотное. Надо было оплатить и регистрацию новых церквей, и аренду залов для богослужений, и священнику с семьей надо было где—то жить и что—то есть. А потом, после становления церкви, в каждом городе требовались еще и средства на постройку молитвенного дома, способного вместить всю немаленькую паству. Расходы были значительны, однако село на Кавказе – богатое, Господь благословляет его, и люди с радостью жертвовали на богоугодное дело.
Раз в два—три года Александр Васильевич приезжал в родные пенаты, с семьей и несколькими доверенными людьми, отчитывался, и все были довольны. Скандал грянул лет пять назад. Один очень богатый человек в Новгороде умер, завещав значительную сумму церкви Александра Васильевича, прихожанином коей он являлся. Пастор положил сумму в карман, ни с кем не делясь. А вскоре на Кавказе раздался звонок, и сельчане с недоумением узнали от Сергея, казначея из новгородской церкви, что их активный миссионер – вор, и водит их за нос. Что жертвуют россияне, и охотно жертвуют, и вовсе нет нужды еще и деньги с Кавказа требовать. И что в последнее время пастор совсем жаден стал – все гребет себе в карман, и забывает поделиться. И раз так – то Сергей тоже молчать не станет, не резон ему теперь пастора прикрывать.
