– Еве было бы тринадцать в июле, – произнесла Адриана. Она улыбалась, но улыбка была не радостной, а какой-то застывшей и неестественно широкой, как открытая рана. – Она хотела поехать в «Шесть флагов» на день рождения…
Трентон вытащил стул из-под стола, поцарапав пол, и тяжело на него опустился. Минна отвернулась, потирая лоб. Кэролайн прислушалась к тиканью и вдруг вспомнила, что большие часы из коридора уже упакованы и ждут аукциона вместе с другими вещами.
– Она… – Кэролайн не могла заставить себя произнести слово «умерла».
– Я звонила Ричарду из больницы. Даже не знаю зачем… Врачи сказали, что она не выживет. Я… я почему-то подумала, что Ричард сможет все исправить… – Лицо Адрианы побелело. – Но Ричард был уже мертв. Кто-то взял трубку и сказал мне: «Он умер и ничего вам не оставил. Не звоните сюда больше».
Минна резко вздохнула. Адриана этого не заметила. Она теперь смотрела на Кэролайн.
– Ее собирались похоронить… – продолжала женщина дрожащим голосом. – Уже читали ее любимый псалом – двадцать третий: «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней». Я не могла на это смотреть. Не могла этого вынести! Я очнулась только на пути сюда. Я должна была приехать сюда… – ее руки задрожали так, что кубики льда в стакане стали биться друг об друга. – Это моя вина! Я была за рулем! Я должна была увидеть ту другую машину… Я должна была… спасти ее…
– Твою мать! – прошептал Трентон. – Она моя сестра…
– Минна, – резко сказала Кэролайн, – налей Адриане выпить.
Они сидели в молчании, пока Минна не принесла виски. Ей пришлось осторожно вынуть стакан из пальцев Адрианы – она сидела в оцепенении и как будто забыла, как ими двигать. Кэролайн чувствовала одновременно жалость и страх. Она помнила ту девушку на фотографии: широкое открытое лицо, веснушки и искренняя улыбка, как у ребенка из рекламы хлопьев или еще какого-нибудь «завтрака для всей семьи». И глаза. Ярко-голубые глаза. Как у Ричарда. Как у Трентона.
Кэролайн помнила, как ей позвонили из полиции и сообщили, что Трентон попал в аварию. Как она тогда мчалась на машине до больницы сквозь темноту, которая была готова ее поглотить в любую минуту.
Кэролайн встала. Адриана сжалась так, как будто ожидала, что она подойдет и ударит ее. Но Кэролайн больше не злилась – ни на Ричарда, ни на Адриану. В тот момент прошлое отпустило ее, она почувствовала долгожданную свободу и разлившееся по телу тепло и даже забыла о распухших лодыжках и похмелье.
Она не собиралась прощать его, все случилось как-то внезапно, как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Теперь все кончено. Кэролайн просто любила его и ненавидела в одно и то же время. И это ее устраивало.
Она закрыла глаза и представила, что все комнаты в ее доме были атомами, которые составляли целую вселенную секретов и тайн. И она сама была в плену прошлого в ядре одного из атомов.
А теперь Кэролайн была свободна.
Она осторожно взяла Адриану за руку и сказала:
– Это не ваша вина.
– Она моя сестра… – снова прошептал Трентон, на этот раз, казалось, что он обращался к стене.
– Я всегда хотела брата, – тихо сказала Ева, – а мама никогда не говорила мне про отца. Она сказала, что я из пробирки. Но это ложь.
– А теперь ты знаешь правду, – мягко сказала Элис.
– Наверное… наверное, это то, чего я всегда хотела, – знать правду. – Ева смотрела, как ее мать плачет в плечо Кэролайн. – Как бы я хотела, чтобы она не плакала. Она не виновата… – И вдруг она твердо сказала: – Я думаю, я готова.
– К чему готова? – спросила я, но она не ответила. Воздух задрожал, как струна скрипки. – К чему готова? – повторила я уже громче.
По телу прошел сильный спазм. Элис закричала. На секунду стало совсем темно. Когда тьма рассеялась, и я снова увидела столовую, наш скелет из лестниц и двери, которые открывались и закрывались как челюсти. Я почувствовала, что стала более легкой и какой-то… пустой.
– Ева? – прошептала Элис. Но никто ей не ответил.
Новенькая исчезла.
– Ну что ж, – сказала я, не понимая, почему мне так грустно и завидно в одно и то же время, – их нашли. Вивиан и Ева. Двое из трех пропавших детей найдены.
– Хватит, Сандра, прошу, – жалобно попросила Элис, как будто она была жертвой, а я – злодеем.
– Слишком поздно, Элис. Больше нет смысла притворяться.
Она глубоко вздохнула, как будто чайник на кухне засвистел.
– А тебе? – спросила она.
– И мне тоже.
Тишина. В ней я услышала, как постепенно оседают наши стены под действием гравитации и времени.
– Почему ты сказала, что Мартин стрелял в тебя? Столько лет ты лгала мне. Или ты правда забыла?
– Разве это имеет значение? – Я в какой-то мере снова почувствовала себя живым человеком, который устал скрывать правду. Она все равно вылезет из темных углов, как ее ни прячь. – Ты же знала правду все это время. Ты же была там.
– Да, знала, – сказала Элис, – но я ждала, пока ты сама обо всем вспомнишь.
– Да я и не забывала… – Было очень трудно говорить, думать, вспоминать. – Я просто хотела, чтобы всего этого не происходило со мной.
Мы замолчали. Адриана пялилась стеклянными глазами в стену, как идиотка. Трентон порвал на полосы уже не одну салфетку. Я была готова в тот момент поменяться местами с любым из них – для живых у всего есть начало и конец. Для меня конца не было.
– Зачем ты это сделала? – тихо спросила Элис.
– Я не знаю. – Это было отчасти неправдой: на то, что я совершила, было множество причин – и ни одной. Может, потому что Мартин сказал, что мне нужна помощь специалиста, и тогда я поняла, что он от меня устал. Может, потому что я пила так запойно, что не могла остановиться. Может, потому что я настолько устала, что даже сон не помогал.
Но основная причина – это одиночество. Это как жить долгие годы на дне глубокой ямы, откуда лишь один выход.
– Они копают там, – вдруг сказала Элис пустым голосом, – под плакучей ивой.
– Я же говорила, – ответила я. Больше нет смысла врать и притворяться. Я винила Мартина за то, что он не любил меня, пока это не привело к трагедии.
Все тайное становится явным.
Сестра! У него была сестра. Как жаль, что он ничего о ней не знал.
Трентон был один в столовой. Та женщина, Адриана, ушла умываться в ванную. Коп с плохой кожей, как у самого Трентона, ждал в машине. Все согласились с тем, что Адриана сейчас не в состоянии куда-либо ехать, и решили подождать до завтра, чтобы ее родственники приехали и забрали ее. Кэролайн ушла переодеваться, а Дэнни пошел на улицу, как будто опасаясь, что она может ускользнуть по водосточной трубе. Трентон думал, что Дэнни очень собой гордится, хотя и напускал на себя печальный вид. Ему точно не часто удается арестовывать людей.
