– Он нашел Беккитов. У них были деньги. И он пообещал им, что если они ему помогут, он поможет им отомстить Джонни Марконе. За их дочь. Они ему доверились. Они давали ему столько денег, сколько он хотел.
Я вспомнил Беккитов с их вытянутыми, голодными лицами. Я вспомнил мертвые глаза миссис Беккит.
– Тогда он начал ритуалы. Церемонию. Он сказал, что ему нужна наша похоть, – глаза ее забегали из стороны в сторону, и ощущение того, что ее вот-вот стошнит, усилилось. – Это было не так уж и плохо. Он замыкал магический круг, а больше ничего такого и не было. Только плоть. Ну, это я переживу. От меня не убудет. Это вообще было все равно как бегство, – она потерла руку о штанину, словно пытаясь стереть с нее чего-то гадкое. – Но ему и этого было мало. Тогда он начал говорить с Дженнифер. Он знал, чем она занимается. И что она знакома с нужными людьми. И она, и Линда. Линда познакомила его с человеком Марконе. Не знаю, как его зовут, только Виктор пообещал ему чего-то такого, чего хватило, чтобы и он вошел в их круг.
– Ну, мне не нужно было участвовать с ними каждый раз. Мы с Дженни по очереди оставались с детьми. Виктор готовил зелье. Мы начали зарабатывать на этом. Некоторое время казалось, жизнь налаживается. До тех пор, пока я не начала слишком много думать, – Моника тяжело вздохнула. – Вот тогда Виктор начал меняться еще сильнее. Он призывал демонов. Я их видела. И он хотел больше власти. Он просто бредил ею. Это было ужасно, все равно как смотреть на голодающего зверя, вечно рыскающего в поисках пищи. И я заметила, как он начал... начал поглядывать на детей, мистер Дрезден. По тому, как он смотрел на них иногда, я поняла... – тут она, наконец, не выдержала и разревелась. – Господи. Мои дети. Мои дети...
Мне хотелось подойти к ней. Взять ее за руку, обнять за плечи, сказать, что все будет хорошо. Но теперь я знал ее. Я заглядывал ей в душу. Она бы от этого только завизжала. Боже мой, Гарри, подумал я. Неужели тебе мало той боли, которую ты уже причинил этой несчастной женщине?
Я порылся на полках и нашел чистый стакан, набрал в него холодной воды из-под крана и принес ей. Она выпрямилась и дрожащими руками взяла стакан. Потом сделала глоток и пролила воду на подбородок.
– Извините, – сказал я. А что еще я мог сказать ей?
Если она меня и услышала, она этого не показала. Она допила воду и продолжила рассказывать, словно ей не терпелось договорить все до конца, избавиться от скопившихся во рту горьких слов.
– Я хотела уйти от него. Я понимала, он придет в ярость, но не могла позволить, чтобы дети оставались с ним, таким. Я попыталась поговорить об этом с Дженни. И она взяла все в свои руки. Моя младшая сестренка решила меня защитить. Она пошла к Виктору и сказала, что если он меня не отпустит, она пойдет в полицию и к Джонни Марконе. Что она все им про него расскажет. А он... он...
– Он ее убил, – договорил я за нее. Черт. Для этого Виктору даже не нужно было волос Дженнифер Стентон. Ему вполне хватило бы любого из ее выделений. А уж с этими ритуальными оргиями, что они устраивали, он мог набрать их у бедной Дженнифер Стентон сколько угодно. Возможно, он даже заставил ее принести ему немного от Томми Томма. А может, Дженнифер с Томми были так близки, занимаясь любовью, что заклятие против одного из них убивало обоих.
– Он ее убил, – подтвердила Моника. Плечи ее бессильно поникли. – Вот тогда я обратилась к вам. Потому что я думала, вдруг вы сможете понять. Сможете сделать что-нибудь прежде, чем он сделает что-то с детьми. Прежде, чем он убьет кого-нибудь еще. А теперь и Линда мертва. И вы тоже скоро, мистер Дрезден. Вам его не остановить. Никому не остановить.
– Моника, – сказал я.
Она мотнула головой и сжалась маленьким беспомощным комочком.
– Уходите, – сказала она. – О Боже. Пожалуйста, уходите, мистер Дрезден. Я не хочу видеть, как он будет убивать еще и вас.
Сердце у меня в груди превратилось в комок холодного воска. Мне ужасно хотелось сказать ей, что все будет в порядке. Мне хотелось утереть ей слезы и сказать, что в мире не так уж все и плохо, что в нем есть еще радость, и свет, и счастье. Но я сомневаюсь, чтобы она меня услышала. Там, где она оказалась, не было ничего, кроме бесконечной, безнадежной тьмы, полной страха, боли и поражения.
Поэтому я сделал единственное, что мог. Я молча встал и вышел, оставив ее плакать. Как знать, возможно, это поможет ей начать выздоравливать.
Хотя мне это напоминало только звон стекла, выпадающего из разбитого окна.
Уже подойдя к двери на улицу, я краем глаза уловил какое-то движение слева. Из коридора молчаливым призраком выглядывала Дженни Селлз. Она смотрела на меня лучистыми зелеными глазами, такими же, как у матери, как у умершей тетки, с которой они были к тому же еще и тезками. Я остановился и повернулся к ней, уж не знаю, почему.
– Вы тот чародей, – тихо сказала она. – Вы Гарри Дрезден. Я видела как-то вашу фотографию в газете. В «Волхве».
Я кивнул.
Долгое мгновение она вглядывалась мне в лицо.
– Вы поможете маме?
Такой простой вопрос. Но как объяснишь ребенку, что все не так просто, что на некоторые вопросы нет простых ответов – или вообще никаких?
Я посмотрел в ее не по возрасту взрослые глаза и торопливо отвел взгляд. Я не хотел, чтобы она увидела, что я за человек, какими ведами занимаюсь. Она вполне могла без этого обойтись.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь твоей маме.
Она кивнула.
– Вы обещаете?
Я пообещал.
Она обдумала это, не сводя с меня глаз. Потом кивнула.
– Мой папа раньше был хорошим, мистер Дрезден. Но я не думаю, что он таким остался, – лицо ее сделалось горьким-горьким, но это было искреннее, не наигранное выражение. – Вы его убьете?
Еще один простой вопрос.
– Мне этого не хотелось бы, – сказал я наконец. – Но он пытается убить меня. У меня может не оказаться другого выбора.
Она сглотнула и задрала подбородок.
– Я любила тетю Дженни, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Мама нам этого не говорила, а Билли слишком мал, чтобы догадаться, но я знаю, что случилось, – она повернулась, с большими грацией и достоинством, чем я ожидал от ее возраста, и шагнула из прихожей обратно в коридор. Потом задержалась и оглянулась на меня. – Я надеюсь, что вы из хороших людей, мистер Дрезден. Нам нужны хорошие люди, очень нужны. Я надеюсь, у вас все будет хорошо, – и закрыла за собой дверь.
Я ушел из этого дома в пригороде как мог быстро. Ноги сами несли меня по необычно тихому тротуару назад, к углу, на котором поджидало меня со включенным счетчиком такси.
Я сел в машину и попросил водителя подвезти меня к ближайшей телефонной будке. Машина тронулась, я закрыл глаза и заставил себя думать. Это оказалось нелегко – при той боли, что я испытывал. Может, я глуп или еще чего, но я терпеть не могу видеть, как люди вроде Моники или маленькой Дженни так страдают. В мире не должно быть такой боли, и каждый раз, когда я сталкиваюсь с ней, меня просто колбасит от злости. От злости и жалости. Даже не знаю, чего мне хочется в таких случаях больше, визжать или реветь. Мне хотелось молотить кулаками по лицу Виктора Селлза, и хотелось плюхнуться в кровать и с головой накрыться одеялом. Мне хотелось обнять Дженни Селлз и сказать ей, что все будет хорошо. И при всем этом страх не отпускал меня, обжигая изнутри. Виктор Селлз, повелитель теней и демонов, собирался убить меня с началом надвигающейся грозы.
