Роф сел на кровати, откидывая длинные волосы назад. Уставившись вперед невидящим взглядом, он желал быть на поле боя.
Но это не вариант. На самом деле, в его танцевальной карте одна опция – вернуться назад в Колдвелл и снова приковать себя к столу. Его судьба была предопределена много лет назад, когда у его матери наступил период жажды, и отец поступил как настоящий хеллрен... и, вопреки всему, был зачат и рожден наследник, которого выращивали достаточно долго, чтобы он смог наблюдать убийство обоих родителей своими тогда-еще-функционирующими глазами претранса.
Воспоминания были ясными как день.
Дефект зрения проявился после изменения. Но эта слабость, как и трон, была частью его наследства. Дева-Летописеца определила план размножения, который усиливал самые ценные качества в мужчинах и женщинах, создавая социальную иерархию подобную кастовой системе. Хороший план, до определенных пределов. Как и всегда, когда дело касалось Природы-матери, закон подлости решил отколоть злую шутку... вот почему король с его «идеальной» родословной оказался слеп.
Раздраженный, он встал с кровати... и. разумеется, прямо на подушку, а не на пол. Когда нога заскользила, а баланс полетел к черту, он выбросил руки, чтобы удержать себя, но не знал, где именно находился в пространстве...
Роф рухнул на пол, левый бок вспыхнул болью, но это – не худшая часть. Он слышал, как Бэт продирается через мятые простыни к нему.
– Нет! – рявкнул он, отодвигаясь от нее подальше. – Я сам.
Когда его голос рикошетом отдался от стен полупустого лофта, ему захотелось пробить окно головой.
– Прости, – пробормотал он, отбрасывая волосы назад.
– Все нормально.
– Я не хотел срываться на тебя.
– Ты находишься в условиях стресса. Такое случается.
Господи, будто речь об обмякшем члене?
Боже, когда он ввязался в это королевское дерьмо, то мысленно принял обязательство носить корону, стать крутым мужиком, занять отцовское место, бла-бла-бла. Но злосчастная судьба была такова, что этот марафон продлится до конца его жизни... а он сдулся всего за два года. Три. Сколько там прошло?
Черт, а какой сейчас вообще год?
Видит Бог, он никогда не отличался терпеливостью, но оказавшись в трясине его слепоты с прошениями, которых он совсем не жаждал, он стал буквально взрыво-опасным.
Нет, секунду, там просто требовалось немного больше сдержанности, чем было у него... основная проблема была в его личности. Сражения – его лучшее призвание, а не правление на троне.
Отец был мужчиной пера; сыну по нраву меч.
– Роф?
– Что, прости?
– Я спросила, не хочешь ли ты поесть перед уходом?
Он представил, как возвращается в особняк, где повсюду снуют доджены, Братья, шеллан... и почувствовал, что задыхается. Он любил их всех, но, черт возьми, там совсем не было уединенности.
– Спасибо, но я съем что-нибудь за рабочим столом.
Длинная пауза.
– Ладно.
Роф оставался на полу, пока она одевалась, тихий шорох джинсов, скользивших по ее длинным, роскошным ногам, был подобен панихиде.
– Ничего, если я надену твою майку? – спросила она. – Моя рубашка никуда не годится.
– Да. Конечно.
Печаль Бэт пахла осенью и дождем, он ощущал ее как холод в воздухе.
Блин, только представить, что были желающие стать Королем, подумал Роф, поднимаясь.
Чистое. Сумасшествие.
Если бы не наследие его отца и все подданные, кто истинно и глубоко любил Рофа-старшего, он бы без оглядки сбросил с себя корону. Но пойти на попятный? Этого он сделать не мог. Его отец был королем, достойным занять место в исторических книгах, мужчиной, правившим не просто опираясь на власть трона, он вызывал искреннюю преданность.
Если Роф потеряет корону? С таким же успехом можно было помочиться на могилу отца.
Когда рука шеллан обхватила его собственную, он подпрыгнул.
– Вот твои вещи, – сказала она, вкладывая тряпки в его ладони. – И очки.
Роф быстро привлек Бэт к себе, прижимая к своему обнаженному телу. Она была высокой женщиной и все же едва достигала его груди, и он, закрыв глаза, накрыл ее своим телом.
– Я хочу, чтобы ты кое-что знала, – прошептал он, уткнувшись в ее волосы.
Когда Бэт замерла, он попытался оформить свои мысли достойным образом. Выдать некий поток слов, который хотя бы близко описал чувства в его груди.
– Что? – прошептала она.
– Ты – все для меня.
Этого было совсем мало... но она вздохнула и обмякла в его объятиях, будто хотела одного – услышать эти слова. Ну и пачку чипсов в придачу.
Порой судьба благоволит тебе.
Он все держал ее, зная, что должен помнить это. Пока эта женщина рядом с ним?
Он способен пережить что угодно.
Глава 2
Колдвелл, Нью-Йорк
– Да здравствует Король!
Абалон, сын Абалона, пытался оценить реакцию на свои слова троих мужчин, которые постучались в дверь, вошли в его дом и сейчас стояли в его библиотеке и смотрели на него так, будто замеряли его для пошива савана.
Впрочем, нет. Он наблюдал лишь за одним... за выражением воина с обезображенным лицом, который стоял поодаль от остальных, привалившись к шелковым обоям, ботинками – на персидском ковре.
Глаза мужчины было плохо видно из-за нависших бровей, радужки настолько темные, что было сложно сказать, какого они цвета, синие, карие или зеленые. Его тело было невероятных размеров, и даже в состоянии покоя оно излучало неприкрытую угрозу, словно граната с ненадежной чекой.
Его лицо не изменилось, заячья губа являла собой расщелину, нахмуренные брови не дернулись. Ни эмоции.
Но его боевая рука широко раскрылась, а потом сжалась в кулак.
Очевидно, аристократ Икан и юрист Тайм, которые привели с собой воина, солгали. Это был не «разговор о будущем»... нет, ведь при таком раскладе у Абалона была бы возможность выбирать.
Нет, это предупредительный выстрел по его кровной линии, призыв взойти на борт, на который был лишь один ответ.
И все же, слова вылетели из его рта, и он не мог забрать их назад.
– Ты уверен в своем ответе? – спросил Икан, выгибая бровь.
Икан был типичным представителем своего социального класса и состояния, настолько изящный, что казался женственным вопреки своему полу, одетый в тщательно подобранный костюм с галстуком, прическа в идеальном порядке. Рядом стоял Тайм, адвокат, того же вида, только более щуплый, будто его предполагаемые умственные таланты отбирали все потребляемые калории.
И они оба, а также сам воин, ждали, когда он изменит свои слова.
Абалон перевел взгляд на древний свиток, висевший в раме на стене возле двойных дверей. Он не мог прочесть мелкие буквы Древнего Языка со своей позиции, но не было нужды в приближении. Он знал все наизусть.
– Я не расслышал заданного мне вопроса, – сказал Абалон.
Икан с фальшивой улыбкой прошелся по комнате, скользя пальцем по серебряной чаше с красными яблоками, коллекции настольных часов «Картье» на приставном столике, бронзовому бюсту Наполеона – на столе в оконном алькове.
– Разумеется, мы заинтересованы в твоем положении. – Аристократ остановился у рисунка тушью, выставленного на стенде. – Это, я полагаю, твоя дочь?
У Абалона сердце сжалось в груди.
– Она совсем скоро выйдет в свет, не так ли? – Икан оглянулся через плечо. – Я прав?
Абалон хотел отпихнуть мужчину подальше от портрета.
Из всего, что он причислял к «своему», его драгоценное дитя, единственный ребенок у него и его шеллан, луна на его небесах, радость, озаряющая жизнь домочадцев, компас, направляющий его в морях будущего. И он столько всего планировал для нее... не по стандартам глимеры. Нет, он желал ей того же, что обрели он и ее мамэн – что у них было, пока его шеллан не отошла в Забвение.
Он желал своей дочери вечной любви с достойным мужем, который бы заботился о ней.
Если ее не допустят в свет? Этого может никогда не случиться.
