– А вот обзываться не надо, – всякий раз, когда пацифист сжимал кулак, пасть змеи широко раскрывалась. – По крайней мере, взгляни на его мирное предложение.
Ной взял пакет, снял ленту, развернул, наполовину извлек толстую пачку сотенных.
– Тут в три раза больше, чем ты выручил бы за свой ржавый «Шевроле». Плюс стоимость фотокамеры, оставшейся на переднем сиденье.
– Но на «Навигатор» не хватит, – заметил Ной.
– Мы не ведем переговоры, Шерлок.
– И что от меня потребуется?
– Сущий пустяк. Ты ждешь несколько дней, потом говоришь клиентке, что не отходил от конгрессмена ни на шаг, но он доставал свою штучку из штанов, только когда хотел отлить.
– А как насчет тех разов, когда он ставил раком всю страну?
– По твоему тону не скажешь, что ты хочешь с ним подружиться.
– У меня как-то не складываются отношения с людьми… но я готов попробовать.
– Рад это слышать. Откровенно говоря, я уже начал волноваться. В фильмах частные детективы такие неподкупные, они предпочитают, чтобы им вышибли зубы, но клиента не предают.
– Я в кино не хожу.
Указывая на пакет, в который Ной уже засунул деньги, пацифист спросил:
– Разве ты не понимаешь, что это?
– Отступные.
– Я про пакет. Это пакет для блевотины. Раздают в самолетах. – Его улыбка поблекла. – Как… ты никогда такой не видел?
– Я не путешествую.
– У конгрессмена отменное чувство юмора.
– Он истерик. – Ной свернул пакет и засунул его в карман.
– Он говорит, что деньги для него не более чем блевотина.
– Философ, однако.
– Знаешь, то, что у него есть, лучше денег.
– Ты, конечно, не про остроту ума.
– Я про власть. Если у тебя достаточно власти, ты можешь поставить на колени любого богача.
– И кто сказал это первым? Томас Джефферсон? Эйб Линкольн?
Пацифист покачал головой и ткнул пальцем в грудь Ноя.
– Ты кипишь от злости, не так ли?
– Абсолютно. Она так и распирает меня.
– Тебе надо бы присоединиться к «Кругу друзей».
– Звучит как квакеры.
– Это организация, которую основал конгрессмен. Так он сделал себе имя, до того, как пришел в политику… Помогал трудным подросткам, направлял их на путь истинный.
– Мне тридцать три, – внес ясность Ной.
– «Круг» теперь охватывает все возрастные группы. И действительно приносит пользу. Ты узнаешь, что в жизни есть, возможно, миллион вопросов, но ответ только один…
– Который ты носишь на груди, – догадался Ной, указав на надпись на футболке: «ЛЮБОВЬ – ВОТ ОТВЕТ».
– Люби себя, люби своих братьев и сестер, люби природу.
– Такие заповеди всегда начинаются с «люби себя».
– Иначе и не должно быть. Ты не можешь любить других, пока не полюбишь себя. Мне было шестнадцать, когда я присоединился к «Кругу», семь лет тому назад. Настоящий плохиш. Продавал наркотики, употреблял наркотики, мог за просто так избить человека, связался с бандой. Но теперь исправился.
– Теперь ты в банде с большим будущим.
Пасть змеи на внушительном кулаке широко раскрылась. Его обладатель рассмеялся.
– Ты мне нравишься, Фаррел.
– Я всем нравлюсь.
– Ты можешь не одобрять методы конгрессмена, но у него есть идеи, которые всех нас сблизят.
– Цель оправдывает средства, так?
– Видишь, в тебе опять говорит злость.
Ной допил пиво.
– Такие парни, как ты и конгрессмен, предпочитали прятаться за спиной Христа. Теперь это психология и самооценка.
– Программы, отталкивающиеся от Христа, получают слишком мало средств налогоплательщиков, чтобы даже изображать благочестие. – Громила выскользнул из-за стола, выпрямился во весь рост. – Ты же не собираешься взять деньги и не выполнить обещанного, так? Ты действительно задуришь голову его жене?
Ной пожал плечами:
– Она все равно мне не глянулась.
– Худосочная сука, не так ли?
– Сухая, как галета.
– Но для мужа она – пропуск в высшее общество. Значит, ты уйдешь отсюда и сделаешь все, что положено?
Ной вскинул брови:
– Что? Ты предлагаешь… ты хочешь, чтобы я отдал этот пакет с деньгами копам и подал на конгрессмена в суд?
На этот раз пацифист не улыбнулся.
– Наверное, мне следовало сказать: поступишь по-умному.
– Я просто хотел уточнить, – заверил его Ной.
– Как бы эти уточнения не привели тебя в гроб. – Змееносец развернулся и, покачиваясь, двинулся к выходу из таверны, демонстрируя всем желающим мастерство татуировщика.
Сидящие у стойки и за столиками ковбои повернулись, подгоняя его взглядами. Будь они истинными всадниками пурпурной зари, а не специалистами по компьютерным сетям и торговцами недвижимостью, один из них из принципа дал бы ему пинка.
Когда за пацифистом закрылась дверь, Ной попросил несостоявшуюся Минни повторить заказ.
Она принесла запотевшую бутылку «Дос Экиса» и спросила:
– Этот парень – бандит?
– Вроде того.
– А вы – коп.
– Бывший. Неужели заметно?
– Да. И на вас гавайская рубашка. Копы в штатском любят гавайские рубашки, потому что под ней легко спрятать пистолет.
– Ну, я под ней ничего не прячу, – солгал Ной, – за исключением пожелтевшей майки, которую следовало выбросить пять лет тому назад.
– Мой отец любил гавайские рубашки.
– Ваш отец – коп?
– Был, пока его не убили.
– Извините.
– Я – Френсина, меня назвали в честь песни «Зи-зи топ»[8].
– Почему многим копам прошлого нравилась «Зи-зи топ»? – спросил он.
– Может, в качестве антидота к тому дерьму, которое пели «Иглз»[9]?
Ной улыбнулся:
– Я думаю, ты в чем-то права, Френсина.
– Моя смена заканчивается в одиннадцать.
– Ты меня искушаешь, – признал он. – Но я женат.
Глянув на его руки и не обнаружив кольца, она спросила:
– Женат на чем?
– Теперь ты задаешь трудные вопросы.
– Не такие они и трудные, если быть честным с самим собой.
Ноя так увлекли ее тело и красота, что до этого момента он не замечал доброты, которой светились глаза Френсины.
– Может, на жалости к себе, – попытался он назвать свою суженую.
– Только не ты, – не согласилась девушка, словно хорошо его знала. – Скорее это злость.
– Как называется этот бар, «Огненная вода» или «Философия»?
– После того как слушаешь кантри-мюзик с утра до вечера каждый день, поневоле начнешь философствовать.
– Черт, из тебя вышла бы отличная Минни, – он говорил от души.
– Ты, должно быть, такой же, как мой отец. Та же гордость. Честь, как он говорил. Но в наши дни честь – это для неудачников, вот ты и наливаешься злостью.
Он смотрел на нее, искал ответ и не находил. В добавление к доброте он увидел в ее глазах и грусть, от которой защемило сердце.
