— Совпадение, — отмахнулся Майк. Но ему пришлось признать, что Олин — мастер своего дела. Будь он вожатым летнего лагеря, до того бы перепугал детей, что после первого круга историй о призраках у лагерного костра, девяносто процентов запросилось бы домой.
— Совпадение, — повторил Олин, тихим голосом, с ноткой сожаления к собеседнику. Протянул старомодный ключ, соединенный кольцом с не менее старомодной латунной пластиной. — У вас с сердцем все в порядке, мистер Энслин? С кровяным давлением, с нервами?
Майк обнаружил, что ему потребовалось приложить немалое усилие, чтобы поднять руку… но, стоило заставить ее двигаться, все пошло, как по маслу. И когда брал ключ, пальцы его, насколько он мог судить, совершенно не дрожали.
— Претензий нет, — Майк зажал в кулаке латунную пластину. — А кроме того, на мне счастливая гавайская рубашка. Зря, что ли, я ее надевал.
Олин настоял на том, чтобы сопроводить Майка на четырнадцатый этаж, впрочем, тот особо не возражал. Ему хотелось понаблюдать за трансформацией, через которую предстояло пройти мистеру Олину, едва они покинули бы его уютный кабинет и зашагали по коридору к лифтам, хотелось увидеть, как он вновь превратится в несчастного менеджера отеля, бедолагу, попавшему в писательские когти.
Мужчина в смокинге, Майк догадался, что это управляющий ресторана или метрдотель, остановил их, протянул Олину несколько листков, что-то прошептал на французском. Олин ответил также шепотом, на том же языке, кивнул, быстро расписался на каждом из листков. В баре пианист играл «Осень в Нью-Йорке». С такого расстояния звук долетал до них эхом, как музыка, которую слышишь во сне.
Мужчина в смокинге со словами: «Merci bien»[4] — повернулся и пошел по своим делам. Олин вновь попросил разрешения донести до номера маленький чемоданчик, и Майк опять ответил отказом. В лифте взгляд Майка, как магнитом, притянуло к тройному ряду кнопок. На каждой кнопке цифры, все, как положено, и надо приглядеться повнимательнее, чтобы заметить, что за кнопкой 12 следует кнопка 14. «Словно, — думал Майк, — они лишили промежуточное число права на существования, убрав его с панели управления лифтом. Глупость… и, однако, правота на стороне Олина. Такое можно увидеть в отелях по всему миру».
— Мистер Один, — нарушил затянувшуюся паузу Майк, когда кабина пошла вверх. — Мне любопытно. Почему вы не поселили в 1408 фиктивного постояльца, если уж этот номер так вас пугает? Или другой вариант, почему вы не записали этот номер на себя?
— Полагаю, боялся, что меня обвинят в мошенничестве, если не сотрудники официальных органов и активисты организаций, защищающих гражданские права, поверьте мне, менеджеры отелей вздрагивают при упоминании о законах, обеспечивающих гражданские права, совсем как ваши читатели, которым ночью слышится звон цепей, то мои боссы, как только до них дошла бы такая информация. Если я не смог убедить вас держаться подальше от номера 1408, сомневаюсь, что мне бы удалось достигнуть лучших результатов, убеждая совет директоров «Стэнли Корпорэйшн» в правомерности своего решения никого не селить в этот номер из-за страха перед призраками, благодаря которым заезжий коммивояжер выпрыгнул из окна и разбился в лепешку об асфальт Шестьдесят первой улицы.
Майк нашел, что последняя тирада мистера Олина встревожила его больше всего. «Потому что он больше не пытается меня отговаривать, — подумал он. — Убедительность, достойная лучшего коммивояжера, которой обладали его слова в кабинете, может, благодаря особой ауре, создаваемой персидским ковром, здесь исчезла. Компетентность осталась, да, это чувствовалось в его манере, когда он подписывал бумаги, а вот умение убеждать — нет. Исчезла вместе с личным магнетизмом. Как только они вышли из кабинета. Но он верит, что в 1408 кто-то или что-то есть. Верит безо всяких на то сомнений».
Над дверью погасло окошечко с числом 12 и зажглось следующее, с числом 14. Кабина остановилась. Двери разошлись, открыв обычный гостиничный коридор, устланный красно-золотым ковром (само собой, не персидским). Освещался коридор настенными светильниками, стилизованными под газовые фонари девятнадцатого века.
— Приехали, — сказал Олин. — Ваш этаж. Вы уж извините меня, но здесь я с вами расстанусь. 1408 — по левую руку, в конце коридора. Без крайней на то необходимости, я к нему не приближаюсь.
Майк Энслин вышел из кабины. У него создалось ощущение, что ноги заметно потяжелели, словно и им не хотелось приближаться к номеру 1408. Повернулся к Олину, невысокому толстячку в черном, сшитом по фигуре костюме и вязаном бордовом галстуке. Олин сцепил руки за спиной, и Майк увидел, что лицо толстячка белое, как молоко. На высоком, без единой морщины лбу выступили капельки пота.
— В номере, естественно, есть телефон, — выдавил из себя Олин. — Вы можете попробовать позвонить, если что-то случится… но я сомневаюсь, что он будет работать. Если только номер этого не захочет.
Майк попытался ответить шуткой, к примеру, насчет того, что ему не придется давать чаевые официанту бюро обслуживания, но язык стал таким же тяжелым, как и ноги.
Одна рука Олина вынырнула из-за спины и Майк увидел, что она дрожит.
— Мистер Энслин. Майк. Не делайте этого. Ради Бога…
Прежде чем он закончил фразу, двери лифта закрылись, отсекая его от собеседника. Майк какое-то время постоял, в привычной тишине коридора нью-йоркского отеля на, пусть ни один сотрудник «Дельфина» в этом бы не сознался, тринадцатом этаже, думая о том, чтобы протянуть руку и нажать кнопку вызова кабины.
Да только, нажми он кнопку, Олин бы победил. И на месте лучшей главы его новой книги появилась бы зияющая дыра. Читатели об этом бы не узнали, издатель и литературный агент тоже, как и адвокат Робертсон,… но он бы знал.
И вместо того, чтобы вызывать лифт, Майк поднял руку и коснулся сигареты за ухом, отвлекая себя от тревожных мыслей, а потом щелкнул пальцем по воротнику счастливой гавайской рубашки. И зашагал по коридору к номеру 1408, беззаботно помахивая маленьким чемоданчиком.
Самым интересным артефактом, оставшемся от короткого (порядка семидесяти минут) пребывания Майка Энслина в номере 1408, стала одиннадцатиминутная запись, сохранившаяся на минидиктофоне. Сверху он немного обуглился, но пленка не пострадала. Удивительно, но на пленке, если говорить о содержании, практически ничего не записано, а то, что все-таки записалось, более чем странно.
Минидиктофон ему подарила бывшая жена, они расстались по взаимному согласию, друзьями, пять лет тому назад. Майк взял его с собой в свою первую экспедицию (на ферму Рилсби в Канзас), в качестве довеска к пяти большим блокнотам и кожаному футляру с остро заточенными карандашами. Но к тому моменту, когда он подошел к двери номера 1408 отеля «Дельфин», за его плечами были три книги, поэтому ручка и маленький блокнот лишь дополняли пять чистых девяностоминутных кассет. Шестую он вставил в минидиктофон перед тем, как выйти из квартиры.
