Ожидание смерти — сладкие мгновения, перед переходом в запредел. Что может быть лучше, чище? Миг, когда раскрывается вся подноготная алчного, злого разума, живущего в своем ограниченном мирке, плюющего на вселенную, в пароксизме самодовольства, пребывая в твердой уверенности, что он пуп всего сущего.
— Ты можешь, я знаю…
(Иногда проще и безопаснее просто плыть по течению, следуя линиям судьбы, проходящим через эту бессмысленную вселенную.)
Колокольчики звенели тише и тише, удаляясь в спасительную темноту.
— Да помоги же!
Голос пришел им на смену, он казался вязким, тягучим, словно говорящий набил полный рот, и теперь выдавливал слова:
— Пусть будет по-твоему. В этот раз, и только в этот раз. Но не думай, что сумел урвать у вечности множество драгоценных секунд. Даже не думай…
(Даже не думай!)
Сергей изо всех сил сжал руль и выжал педаль тормоза. Шины "Москвича" пронзительно запищали, и машина остановилась. Сергей сжался на переднем сидении…
— Сволочь! Какая же сволочь — плакала жена, уткнувшись Сергею в грудь.
Черная иномарка, подрезавшая их машину, была уже далеко — красные огоньки светились за пеленой дождя. Какой-то новоявленный богатей, выжимая по максимуму из многосильного движка своей машины, чуть не угробил их на спуске.
(Ах ты тварь!!!)
— Успокойся, все хорошо! — Сергей отстранил Надю и оглянулся, провожая машину ненавистным взглядом. Несколько секунд словно растянулись в годы.
— Я достану тебя, сволочь…клянусь, достану… — Сергей шептал, ощущая, как вместе со словами из него выходят боль и ненависть. Это длилось недолго, затем все стало как раньше.
Сергей тупо смотрел на капли дождя на лобовом стекле. Боль вернулась, перетекая огненными струями, просачиваясь сквозь позвоночник, спускаясь, все ниже и ниже, к ногам, чтобы остаться там тупой, свербящей занозой. В этот раз все случилось быстрее. Все тоже самое, вот только на дороге не было никого. Он просто… отключился ненадолго, чтобы обнаружить себя сидящим за рулем.
— Ладно, проехали… — выдохнул он.
— Возьми… — жена протянула платок. Сергей машинально коснулся лица, и увидел на пальцах кровь.
— Черт! Ну, сволочь…
Нужно было выбираться. Машину выкинуло с асфальтового покрытия, и все усиливавшийся дождь грозил надолго оставить их в грязи. Все-таки повезло — шансы уцелеть были ничтожны. Еще немного и…
— Ты как? В порядке? — осторожно поинтересовался он.
Жена шмыгнула носом, успокаиваясь, и неуверенно кивнула. Сергей с сомнением посмотрел на жену, убрал с переносицы платок (нос не сломан, и значит все просто замечательно), и вышел из машины.
Он обошел "Москвич". Машина была в порядке. Только на боку красовалась свежая царапина, оставленная сломанной веткой тополя, растущего прямо у обочины.
Сергей буквально вытащил Надежду из машины и усадил на заднее сиденье, а сам решительно уселся за руль. Со второй попытки "Москвич" завелся, и с трудом выкарабкался на дорогу…
К дому они подъехали, когда уже начало темнеть. Проклятый дождь лил и лил, ухудшая обзор. "Москвич" остановился перед высоким деревянным забором, из-за которого выглядывало огромное серое здание. Прыгая между глубокими лужами, пытаясь укрыться от дождя взятым из бардачка машины, журналом, Сергей подбежал к калитке.
— Давай же, открывайся…
Ключ неохотно повернулся, и Сергей толкнул калитку. Надежда подождала, пока он откроет входные двери, и вбежала за ним в дом. Москвич остался одиноко мокнуть под дождем.
Сергей нащупал выключатель — зажегся тусклый свет. В прихожей было грязно и сыро. Высокий потолок, окно, завешенное паутиной, грубые доски пола, покрашенные коричневой краской, квадратная щель в самом полу.
— Сергей, а тут, что, погреб? — Надежда, прищурившись, разглядывала прихожую.
— Не знаю — отрывисто бросил Сергей, чувствуя страшную усталость — сколько помню, крышка всегда была забита гвоздями. Давай, раздевайся быстрее…
Сергей открыл дверь, приглашая последовать в комнаты. Надежда пошла за ним — сразу из прихожей, они вышли на лестничную площадку. Слева в окне чуть подрагивала паутина, на стене справа висела нехитрая вешалка — горизонтальная рейка, с торчащими шляпками гвоздей. Вверх и вниз уходили лестницы — Надя заметила, что лестница, ведущая вниз намного длиннее, хотя ступеньки на ней, были не такими высокими.
Сергей помог снять жене плащ, разделся сам, и аккуратно повесил одежду на вешалку.
— Ну, как? — спросил он, втайне надеясь, что Наде понравится дом. Робкая родительская гордость новоиспеченного папаши за свое чадо.
— Все хорошо — жена посмотрела вокруг. — А тут что, три этажа?
— Нет — улыбнулся Сергей. — Тут немного все хитрей. Этажей всего два — просто мы сейчас между ними. Видишь, одна лестница идет вниз — это первый этаж. Там ванна, кухня и подвалы. Он наполовину под землей. Вторая лестница ведет на второй этаж — веранда, детская, библиотека, зала и наша спальня.
Надежда нахмурила лоб:
— Не понимаю, зачем нужно было первый этаж углублять в землю? Разве нельзя было построить обычный двухэтажный дом?
Сергей пожал плечами — по правде говоря, на эти вопросы у него самого не было ответа. Его дед построил этот дом лет шестьдесят назад. Строил основательно — на века.
Бабушка после смерти деда жила одна. Долго жила — почти два десятка лет. Когда она умерла — Сергей оказался единственным наследником. Признаться, мысль о переезде давно занимала Сергея — домик, в котором они жили прежде, был мал и тесен. Для Сергея так и осталось загадкой нежелание мамы жить с бабушкой. Возможно, причиной этому была память об отце, и нежелание бабушки до конца признать невестку — кто знает…
Бабушкин же дом, представлял собой идеальный вариант для молодой семьи.
И вот теперь он стоял с женой в прихожей, и слушал, как шумит за окнами дождь.
— Пойдем — Сергей протянул руку.
Они поднялись по ступенькам. Лестница заканчивалась длинным узким коридором. Внимание Надежды привлекло высокое зеркало, стоящее на небольшом деревянном помосте с ажурными гнутыми ножками. Местами амальгама потускнела и слезла, образовав странные узоры под холодным старым стеклом. Тем не менее, несмотря на возраст зеркала, предметы отражались в нем с необыкновенной четкостью. Надя заметила, что за месяцы, которые дом провел без хозяйки, все покрылось пылью (всю зиму она будет сражаться с грязью, пытаясь хоть немного привести комнаты в нормальный вид). Надежда провела рукой по стеклу, — двойник в зеркале неохотно повторил ее движение. Дождь продолжал лить, его шум убаюкивал, клонил в сон. Надежда как завороженная смотрела в зеркало, чувствуя, как растворяется в слабом мерцании, исходившем от него.
