— Ну, Надь, везде так. И ты в жизни видишь только плохое, — пробормотала Наташа, ошеломленная внезапным натиском. Надя отшатнулась от подоконника так резко, словно он внезапно раскалился, и ее взгляд метнулся в сторону Наташи — взгляд, полный пьяной ярости и бесконечного отчаяния — взгляд озлобленного неудачника, родившегося в чужой стране, в чужое время. Взгляд человека, давно продавшего все, что у него было, и тут же потратившего все эти деньги, с которых еще нужно дать сдачу.
— Да, я вижу только плохое! — сказала она зло. — А ты что видишь?! Ты вообще что-нибудь видишь?! Ты же ни хрена не видишь! Ах, подруга, — ее голос вдруг сорвался, — как же я тебе завидую — ты ничего не видишь!
— Успокойся, — произнесла Наташа миролюбиво и отвернулась, снова принявшись за мясорубку. Надя во многом была неправа, но и права во многом. Надя жила бедно, но весело, а за веселость платила тем, что многое видела. Ей же видеть было некогда.
— Наперекосяк, — пробормотала сзади Надя, открывая с хлопком бутылку. С шипением зажурчало наливаемое шампанское. — Все здесь наперекосяк. Даже дороги взбесились!
— Ты о ней? — спросила Наташа и кивнула в сторону окна.
— О ней, о ней, — Надя, вроде бы совершенно успокоившись, вернула лицу улыбчивое выражение, снова села на табуретку.
— Дорога-дорога… я тут кое-что разузнала, окучила пару знакомых. Занятная получается картинка… А ты, кстати, понаблюдала?
Наташа замялась. Надя была, конечно, хорошей подругой. Но Надя была и отменной язвой. Не говорить же ей, что с той ночи, когда она почти полчаса стояла и смотрела на дорогу под платанами и на такси со спущенным колесом и на одинокую согнутую фигуру водителя — с той ночи в течение всей недели она то и дело поглядывала на дорогу — утром, идя на работу, вечером, возвращаясь с работы, выходя на «Вершину Мира» ночью перед сном, в то время, когда Пашка давно уже мирно похрапывал на своей половине кровати. Не говорить же, что такая неотъемлемо-обыденная часть пейзажа, как дорога, которой Наташа никогда не ходила и о существовании которой вовсе не помнила, — эта дорога вдруг стала интересовать Наташу куда как больше остывающего семейного очага. И чем больше она смотрела на дорогу, тем меньше она ей нравилась, и неприязнь эта была смутно знакомой, как что-то, давно позабытое из далекого прошлого, а может быть, и из прошлой жизни. Было ли это связано с машинами или с тем, что сама она в раннем детстве чуть не погибла возле этой дороги по нелепой случайности?
— Ну, так что? Ты ничего не хочешь мне сказать?
«Хочу. Я хочу тебе сказать, Надя, что зло бродит темными путями, где его никто не может увидеть, и зло бродит и обычными земными дорогами, где увидеть его может не каждый».
К счастью, странные слова сумели удержаться на языке, не сорвались. И откуда они только взялись в голове. В последнее время множество странных мыслей захаживало в ее мозг — мыслей, которых никогда не возникало прежде — должно быть, она переработала. Иначе, как это можно объяснить. Только тем, что от работы у нее уже едет крыша. Наташа быстро посмотрела на Надю, но та, казалось, ничего не заметила, всего лишь ожидая ответа на свой вопрос.
— Ну… Я поглядывала иногда, — Наташа постаралась придать голосу выражение полной безмятежности — мол, мне нет дела до этих глупостей, но если хочешь, давай поговорим. Машинально она наклонилась и снова принялась крутить ручку мясорубки. — Да, несколько машин сломалось. Но в городе все дороги в ужасном состоянии, уж тебе-то это должно быть хорошо известно.
Надя улыбнулась снисходительно-скептически, открыла свою сумку и достала толстую записную книжку в красивой обложке под крокодилью кожу.
Эту книжку Наде подарил приятель, Слава. Наташа, которой он очень нравился или, правильней будет сказать, она его «одобряла», втайне надеялась, что подруга образумится и согласится на его бесконечные предложения выйти за него замуж. Хороший муж — вот что нужно Наде, чтоб она перестала забивать себе голову всякой ерундой. А Слава был кандидатурой очень подходящей. Радиотехник по образованию, альпинист по призванию, а в миру — совладелец магазинчика видеотехники, Слава не страдал от отсутствия денег и интеллекта. Наташа знала его уже несколько лет и иногда с негодованием отметала скверные мыслишки, что, мол, не будь Паши, она бы… эх! Но у нее был Паша, а Слава был у Нади.
Наташа открутила мясорубку, положила ее в раковину и поставила на стол миску с перемолотыми кабачками. За окном уже было совсем темно, и теплую темноту прошивали дребезжащие трели цикад и пение подрастающих дворовых бардов — плохое, но громкое. Аккомпанементом для песен служили гитарный перебор и русско-американский мат. Рассеянно прислушиваясь к ночным звукам и по привычке ожидая звука мотора старенькой, раздолбанной мужниной «копейки», Наташа расколола над густой зеленой массой яйцо, глядя как Надя сосредоточенно шелестит страницами.
— Когда был построен наш город? — спросила она. Вопрос был для Наташи неожиданным, и, беря ложку, она натянуто рассмеялась — все-таки стыдно не знать истории родного города.
— Не помню. Лет сто назад, кажется.
— 1801 год. Раньше тут были пусто, степи. Мало леса, много камня. Вьючные тропы. Аборигены. Маленькое селение. Глушь, одним словом.
— Ну и что? — осведомилась Наташа, отмеривая муку. — К чему эта лекция? А, понимаю! Сейчас будет легенда. Страшная и ужасная.
— Ага, овеянная дыханием веков… — Надя криво ухмыльнулась и потянулась за рюмкой, и Наташа с тревогой заметила, что она пьянеет прямо на глазах. — Ты такой жуткий скептик, Натуля. Все продавцы такие?
Слово неожиданно больно резануло Наташу, хотя Надя всего лишь назвала ее нынешнюю профессию. Она поспешно отвернулась.
Что такое? Что мы стали такие трепетные? Продавец и есть.
— Легенды не возникают на голом месте, — глубокомысленно заметила Надя между глотками. — Легенды — это реальность, основа клубка, на которую намотаны нитки слухов, суеверной болтовни и преувеличений. А это — легенда, не легенда — так, ничего особенного. Поверье о проклятом месте, заброшенной тропе, забредая на которую, люди иногда погибали при странных обстоятельствах.
— Бабушкины сказки, — равнодушно констатировала Наташа, размешивая тесто.
— Да, бабушкины, — сказала Надя немного обиженно. — Точнее, моей собственной бабушки. Моя бабуля как губка впитывает все окрестные слухи и сплетни. Некоторые старики очень много знают… Вот, как твой дед, если бы его расспросить…
— Проклятое место, — Наташа как-то по-старушечьи хмыкнула. — И, разумеется, это проклятое место находится теперь в аккурат на этой дороге?!
