Мгновение он молча смотрел на меня, потом медленно выдохнул.
— Почему?
Я пожал плечами.
— Мне нужно больше знать о том, что происходит. Своих я спросить не могу. А если кое-кто узнает, что ты ведешь расспросы, кто-нибудь да сопоставит факты и начнет внимательно приглядываться к Чикаго.
Мой брат-вампир на секунду-другую полностью замер. Люди так не умеют. Весь он, даже ощущение его присутствия — все это разом… застыло, что ли? Казалось, я смотрю на восковую фигуру.
— Ты просишь меня привлечь к этому Жюстину? — произнес он.
Жюстина — девушка, которая как-то раз чуть не отдала жизнь за моего брата. А он чуть не убился, защищая ее. То, что связывает их, не опишешь словом «любовь» — даже отдаленно. И слово «разбитая» тоже не подходит.
Мой брат — вампир Белой Коллегии. Настоящая любовь причиняет им увечья. Томас с Жюстиной даже жить вместе не могут.
— Она личный секретарь предводительницы Белой Коллегии, — сказал я. — Если кто и может узнать что-нибудь, так только она.
Он встал — слишком стремительно для человека — и принялся возбужденно расхаживать взад-вперед.
— Она и так уже сильно рискует, передавая тебе при возможности информацию о деятельности Коллегии. Я не хочу, чтобы она рисковала сильнее.
— Я понимаю, — кивнул я. — Но она занялась подпольной деятельностью в первую очередь из-за таких вот ситуаций. Это как раз то, чего она хотела, соглашаясь на эту работу.
Томас упрямо мотнул головой.
— Послушай, — вздохнул я. — Я не прошу ее дезактивировать бомбу, или спасать принцессу, или бежать на Явин IV. Я просто хочу знать, не слышала ли она чего, и может ли узнать что-нибудь еще, не рискуя своим прикрытием.
Он расхаживал еще с минуту, потом остановился и пристально посмотрел на меня.
— Тогда сначала пообещай мне кое-что.
— Что?
— Обещай, что не поставишь ее под угрозу, большую, чем сейчас. Обещай, что не будешь действовать на основе той информации, которая может вывести на нее.
— Черт подери, Томас, — устало произнес я. — Это же невозможно. Нет способа узнать, какой частью информации опасно пользоваться, а какой нет, равно как нет способа узнать сразу, какая информация верная, а какая — деза.
— Обещай, — упрямо повторил он.
Я тряхнул головой.
— Обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы не подставить Жюстину под удар.
Он несколько раз скрипнул зубами. Обещание мое ему не нравилось — да нет, точнее было бы сказать, ему не нравилась сама ситуация. Он понимал, что я не могу гарантировать Жюстине полной безопасности, но понимал он и то, что большего я обещать не могу.
Он медленно, глубоко вздохнул. А потом кивнул.
— Ладно, — сказал он.
Не прошло и пяти минут с момента моего ухода из квартиры Томаса, как я поймал себя на том, что инстинктивно поглядываю в зеркало заднего вида. Тело пронизывало хорошо знакомое безмолвное напряжение. Я нутром чуял, что за мной следят.
Конечно, все сводилось пока к интуиции, но, черт подери, я все-таки чародей. Мои инстинкты достаточно проявили себя в прошлом, чтобы я относился к ним с уважением. Если они говорили мне, что за мной хвост, значит, стоило вести себя с оглядкой.
Конечно, мой преследователь вовсе не обязательно имел какое-либо отношение к Моргану. То есть я хочу сказать, абсолютной уверенности в этой связи у меня не имелось. Однако я пережил множество малоприятных и совсем не приятных приключений по причине того, что постоянно щелкаю клювом. Ну, не то чтобы совсем уж постоянно, но все же. Короче, я был бы идиотом, если бы не заподозрил, что эта внезапная слежка связана с Морганом.
Несколько раз — чисто для забавы — я свернул туда-сюда, но ни одной машины, висевшей у меня на хвосте, не заметил. Само по себе это еще ничего не значило. Хорошая группа наблюдения, пристраиваясь к объекту по очереди, может оставаться почти незаметной, особенно в темное время, когда машины вообще кажутся одинаковыми — пара горящих фар, и все. То, что я их не видел, еще не означало, что их нет.
Волосы у меня на затылке по-прежнему стояли дыбом, и плечи непроизвольно напрягались с каждым уличным фонарем, мимо которого я проезжал.
Что, если мой преследователь ехал не на машине?
Воображение с готовностью нарисовало мне целый ряд различных крылатых кошмаров, бесшумно парящих на перепончатых крыльях чуть выше уличных огней и готовых вот-вот спикировать на моего Жучка и растерзать его в металлические клочья. Движение было оживленным, как и всегда в этой части города. Чертовски людное место для нападения, однако и исключать подобную возможность полностью я тоже не мог. Со мной такое уже случалось.
Я прикусил губу и задумался. Возвращаться домой, не будучи уверенным, что хвост отстал, нельзя. А стряхнуть хвост можно только после того, как я его обнаружу.
Конечно, пережить ближайшие двое суток, совсем уж не рискуя, я не рассчитывал. Поэтому, подумав, я решил, что можно начинать прямо сейчас.
Я сделал глубокий вдох, сосредоточился и на мгновение крепко зажмурился. Когда я открыл глаза, я видел все совсем по-другому.
Чародейское видение с его способностью воспринимать окружающий мир в расширенном спектре — чертовски опасный дар. Как его ни назови: Призрачным Взглядом, Прозрением или Третьим Глазом — оно позволяет вам воспринимать такое, чего в обычной жизни вы бы даже не заметили. Оно показывает мир таким, каков он на самом деле: материю, тесно переплетенную с энергиями, в том числе с магическими. Видение может показать вам такую красоту, что при виде нее ангелы прослезились бы от восторга, а может показать такие кошмары, что даже сам черт побоится рассказывать об этом своему потомству на сон грядущий.
И что бы вы ни увидели — хорошее, плохое, безумное, — все это врежется в вашу память навечно. Вы не сможете этого забыть, и время не ослабит воспоминаний. Это останется с вами раз и навсегда. Чародеи, злоупотребляющие своим видением, кончают хнычущими психами.
Третий Глаз показал мне истинный вид Чикаго, и на мгновение мне показалось, что меня телепортировали в Лас-Вегас. Потоки энергии струились по улицам, пронизывали здания и людей, не встречая сопротивления. Мне они представлялись разноцветными огненными струями и завитками. Те, что текли по старым зданиям, отличались этакими капитальностью, основательностью — однако подавляющее их большинство, стихийные энергии, порожденные мыслями и эмоциями восьми миллионов человек, сплетались в мельтешащий цветами и вспышками хаос.
Облака эмоций пронизывались искрящимися фонтанами идей. Ровно катящие потоки глубоких мыслей огибали сияющие самоцветами островки веселья. К выступающим поверхностям липли бурые потеки негативных ощущений, а к калейдоскопу звезд медленно всплывали хрупкие пузырьки мечтаний.
