— Вчера вечером в половине седьмого, сэр. Он собирался сначала поужинать в клубе, а потом отправиться в театр «Нью-авеню». Я сам заказывал ему билет.
— Он намеревался пойти в театр один?
— Да.
Гаттон красноречиво посмотрел на меня, я же ощутил неприятное волнение. В его взгляде я прочел, что он заподозрил присутствие в деле женщины, а при упоминании театра «Нью-авеню» мне сразу вспомнилось, что там играет Изобель Мерлин! Гаттон снова обратился к Моррису:
— Не дал ли сэр Маркус вчера повода предположить, что он собирается ночевать не дома?
— Нет, сэр, поэтому, зная его привычки, я начал беспокоиться, когда он не вернулся и не позвонил.
Гаттон пристально поглядел на дворецкого и медленно и отчетливо проговорил:
— Если вы ответите на мой следующий вопрос, вы не предадите память своего хозяина. Самая неоценимая услуга, которую вы можете оказать ему, это помочь нам в поисках убийцы.
Он на секунду прервался и продолжил:
— Не был ли сэр Маркус увлечен актрисой театра «Нью-авеню»? — спросил он.
Моррис беспомощно и встревоженно переводил взгляд с Гаттона на меня. Потерев щетину на подбородке и помешкав, он наконец решился ответить:
— По-моему, там была некая дама, которая…
Он умолк и сглотнул.
— Которая что? — подсказал Гаттон.
— Которая интересовала сэра Маркуса, но я о ней ничего не знаю, даже имени, — заявил дворецкий. — Я знал… о некоторых других, но сэр Маркус… не распространялся об этой леди, что заставляет меня думать…
— О чем?
— …что он, вероятно, не добился успеха.
Моррис договорил и уставился невидящими глазами на книжный шкаф.
— Так-ак, — пробормотал Гаттон и внезапно спросил: — Не навещал ли сэр Маркус кого-нибудь на Колледж-роуд?
Моррис поднял усталый взгляд.
— На Колледж-роуд? — повторил он. — Где это, сэр?
— Неважно, если название вам не знакомо, — коротко ответил Гаттон. — У сэра Маркуса был автомобиль?
— Уже давно не было, сэр.
— Другие слуги?
— Нет. Он был холост. Для такой жизни большое хозяйство излишне, а поместьем Фрайарз-Парк по-прежнему владеет вдова сэра Бернема.
— Сэр Бернем? Это дядя сэра Маркуса?
— Да.
— У сэра Маркуса еще есть родственники?
— Есть тетушка, леди Бернем Каверли, но у них, кажется, были плохие отношения. Понимаете, ее собственный сын, к которому должен был перейти титул, умер. Наверное, поэтому она недолюбливала хозяина. Из тех, о ком я знаю, остается только его троюродный брат, мистер Эрик, сейчас, конечно, уже сэр Эрик.
Я отвернулся, уставившись на книги, в беспорядке лежавшие на столе. Рана еще не затянулась, и вряд ли я был способен скрыть боль, которую испытывал при упоминании Эрика Каверли.
— Они дружили? — продолжил инспектор ровным и холодным голосом.
Моррис быстро поднял глаза.
— Нет, сэр, — ответил он. — Никогда не дружили. Несколько месяцев назад между ними вспыхнула старая вражда, и однажды вечером они чуть не подрались в этой комнате.
— Вот как? Из-за чего они ссорились?
Моррис опять засомневался, стоит ли продолжать, однако наконец с явственным смущением сказал:
— Конечно, из-за… женщины.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, но мне удалось сохранить видимость спокойствия.
— Что это за женщина? — строго спросил Гаттон.
— Не знаю, сэр.
— Вы уверены?
В спокойном голосе полицейского звучал вызов, но Моррис смело и без колебаний взглянул в глаза Гаттона.
— Клянусь, — сказал он, — у меня никогда не было привычки подслушивать.
— Полагаю, именно эту женщину сэр Маркус надеялся увидеть в театре вчера вечером? — продолжил Гаттон.
Допрос Морриса достиг кульминации, и я едва сохранял даже видимость самообладания. Гаттон, как я теперь отчетливо понимал, своими вопросами вел дворецкого к подобному заключению, а от упоминания ссоры родственников до имени Изобель, невесты Эрика, игравшей в театре «Нью-авеню», оставался один шаг. Однако ответ Морриса был краток:
— Возможно, сэр.
Инспектор Гаттон на мгновение воззрился на дворецкого, а потом произнес:
— Хорошо. Воспользуйтесь моим советом и отправляйтесь вздремнуть. Боюсь, вскоре вас ожидает множество хлопот. Кто был поверенным сэра Маркуса?
Усталым, бесцветным голосом Моррис продиктовал адрес, и мы ушли. Вряд ли Гаттон осознавал, как больно мне было услышать его следующую фразу:
— Сперва мне нужно заглянуть в Скотланд-Ярд, а затем я сразу направлюсь в театр «Нью-авеню» переговорить с вахтером.
— Могу ли я быть вам сейчас полезен? — спросил я, стараясь не выдавать волнения.
— Спасибо, нет. Однако буду рад, если вы присоединитесь ко мне при осмотре Ред-Хауса. Насколько я понимаю, дом где-то по соседству с вами. К тому же, вы можете испытывать к делу профессиональный интерес, поэтому давайте встретимся там. Вы возвращаетесь домой или пойдете в редакцию «Планеты»?
— Думаю, отправлюсь в редакцию, — ответил я. — Как бы дело ни сложилось, звоните туда и назначайте встречу. Увидимся около Ред-Хауса.
Десять минут спустя я стоял в очаровательном маленьком будуаре, столь часто являвшемся мне в мечтаниях. На каминной полке я увидел собственную фотографию, а в темных глазах Изобель, встретившей меня, заметил искру, но побоялся истолковать ее. В эту минуту я еще не знал того, что раскрылось мне позже. Вдобавок, как я уже упоминал, мое глупое молчание когда-то ранило Изобель не меньше, чем ее помолвка с Эриком Каверли впоследствии ранила меня.
Женская психология при всей своей наивности всегда загадочна. Вот и сейчас я мучился сомнениями и страдал. Изобель стояла передо мной, стройная и грациозная, в отлично сшитом прогулочном костюме, с мгновенно вспыхнувшим румянцем на щеках и прекрасным, волнующим взором, в котором слились надежда и пылкая гордость. Ни одна знакомая мне женщина не была столь прекрасна, и я называл себя трусом и глупцом за то, что не решился испытать судьбу в роковой день отъезда в Месопотамию. Сейчас она смотрела на меня тем же взглядом, что когда-то. Я сразу понял, что она спешит — не иначе, на встречу с Эриком Каверли; но в тот безвозвратно потерянный день она никуда не торопилась, а я промолчал.
— Мы едва не разминулись, Джек, — весело сказала она.
— Я как раз собиралась уходить.
Она так дружелюбно приветствовала меня, что я очнулся и сумел — пусть и временно — обуздать чудовище, алчными глазами которого глядел на счастье Эрика Каверли.
— Боюсь, Изобель, — ответил я, — что новости, которые я принес, вряд ли вас обрадуют… хотя…
