– Около минуты, инспектор. Пожалуй, даже меньше. Я разговаривала с Камахьей, когда вдруг почувствовала сильное головокружение. Я извинилась, пошла в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, и вернулась. Все это заняло секунд сорок пять.
– А ребенок?
– Виктория?.. Виктория спала вон там. На кровати возле окон. Мы пользуемся… мы используем подушки и валики в качестве… ей нравится устраивать гнездышко, инспектор. Она любит упираться во что-нибудь головой. А когда там валик, она не скатится.
– Да, конечно.
С трудом поднявшись на ноги, я подошел к изножию кровати Амриты. Куда угодно, только бы не смотреть на другую кровать, не видеть пустой круг из подушек, бело-голубое одеяльце Виктории, все еще смятое и влажное в том месте, которое она натянула во сне на личико.
– Вы уже все это слышали, инспектор,– сказал я.– Когда вы перестанете задавать вопросы и начнете поиски… поиски человека, укравшего нашего ребенка?
Сингх посмотрел на меня своими темными глазами. Я вспомнил страдальческий взгляд Даса и теперь намного лучше начал понимать, что боль может не иметь пределов.
– Мы ищем, мистер Лузак. Оповещены все подразделения городской полиции. Никто в гостинице не заметил, как уходила эта женщина. Люди на улице не помнят, чтобы видели кого-нибудь похожего с ребенком или свертком. Я послал машину по адресу, который миссис Лузак запомнила в магазине сари. Как видите, мы протянули дополнительные телефонные линии из соседних номеров, чтобы не терять связь, пока ваш номер остается свободным.
– Остается свободным? Зачем?
Сингх опустил глаза, провел большим пальцем по безукоризненной складке на своих брюках и снова посмотрел на меня.
– Для требования выкупа, мистер Лузак. Мы не должны исключать, что получение выкупа входит в планы похитителей.
– А-а-а,– протянул я и тяжело опустился на кровать. Его слова словно железки с острыми краями рвали душу.– Понимаю. Ясно.
Я взял руку Амриты. Ее ладонь была холодной и вялой.
– Но что вы скажете о капаликах? – спросил я.– Что, если они имеют к этому отношение?
Сингх кивнул.
– Мы работаем в этом направлении, мистер Лузак. Не забывайте, что уже очень поздно.
– Но ведь я описал вам заводскую территорию, где встречался с Дасом.
– Да, и это может оказаться весьма полезным. Но вы должны понимать, что в старой части Калькутты, возле Хугли, есть десятки подобных мест. Даже сотни, если считать еще и территории складов и доков к северу. И все они являются частной собственностью. Многими владеют иностранцы. Вы уверены, мистер Лузак, что это место было возле реки?
– Нет. Не совсем.
– А не вспомните какие-нибудь ориентиры? Названия улиц? Какие-нибудь легко узнаваемые приметы?
– Нет. Только две трубы. Там еще были трущобы…
– Были ли там какие-нибудь признаки постоянного пребывания этих людей? Любые свидетельства длительного проживания?
Я нахмурился. Кроме полки со скудными пожитками Даса, таких признаков не было.
– Там была статуя,– сказал я наконец.– Они использовали это место в качестве храма. Такую статую было бы непросто перевозить с места на место.
– Статуя, которая ходила? – уточнил Сингх.
Если бы я уловил в его голосе хоть намек на сарказм, я бы бросился на него, несмотря на сломанный палец и все другие обстоятельства.
– Да.
– Но ведь мы не знаем, что они имеют к этому отношение. Ведь так, мистер Лузак?
Придерживая левую руку, я пристально посмотрел на него.
– Она – племянница М. Даса, инспектор. Она просто не может не иметь к этому отношения.
– Нет.
– Что вы хотите сказать этим «нет»?
Сингх достал золотой портсигар. Впервые я увидел, как кто-то в реальной жизни постукивает сигаретой о портсигар, прежде чем прикурить.
– Я хочу сказать, что она не племянница М. Даса,– ответил он.
Амрита охнула, будто ее ударили. Я только хлопал глазами.
– Вы заявили, мистер Лузак, что мисс Камахья Бхарати является племянницей поэта М. Даса. По ее собственным словам, она – дочь младшей сестры Даса. Верно?
– Да.
– У М. Даса нет сестер, мистер Лузак. Во всяком случае, таких, которые бы не умерли в детстве. У него живы четыре брата, все четверо – крестьяне и живут в одной деревне в Бангладеш. Видите ли, дело об исчезновении М. Даса уже восемь лет находится у меня. Я хорошо осведомлен об обстоятельствах его жизни. Если бы вы упомянули о знакомстве с этой женщиной во время нашей беседы, мистер Лузак, я бы сообщил вам об этом факте.
Сингх выпустил дым и убрал с языка табачную крошку.
Зазвонил телефон.
Мы все посмотрели в его сторону. Это был один из дополнительных аппаратов. Сингх взял трубку, ответил, долго слушал.
– Шукрия,– сказал он наконец.– Очень хорошо, сержант.
– Что там? – требовательно спросил я. Инспектор Сингх затушил окурок и поднялся.
– Боюсь, что нам вряд ли удастся сделать что-нибудь сейчас. Я вернусь утром. Мои люди останутся в соседних комнатах на всю ночь. Любой звонок в ваш номер будет контролироваться полицейским на коммутаторе внизу. А звонил мой сержант. В магазине Камахья Бхарати оставила, естественно, ложный адрес. За тканью она заходила сама. Моим людям не потребовалось много времени, чтобы обнаружить нужный дом по номеру, который она оставила в магазине, поскольку в том месте мало зданий.
Тут Сингх остановился в некотором замешательстве и посмотрел на меня.
– По адресу, который она дала,– сказал он,– находится общественное место для стирки и территория крематория.
В течение последующих часов и дней Амрита из нас двоих оказалась куда мужественнее и сообразительнее. После ухода Сингха я так и сидел бы на кровати, если бы она не взяла все в свои руки, не стянула с меня вонючую одежду и не вправила бы, как могла, сломанный палец, воспользовавшись маленьким держателем в качестве лубка. Меня снова стошнило, когда она ставила на место палец, но блевать было уже нечем, и сухие спазмы скоро бы перешли во всхлипы ярости и бессилия, если бы Амрита не затолкала меня под душ. Тепловатая вода еле текла, но ощущение было чудесным. Я стоял там с полчаса и даже задремал на некоторое время, пока вода смывала с меня бремя воспоминаний и страхов. Лишь обжигающие тоска и замешательство пробивались сквозь усталость, когда я переоделся в чистое и присоединился к безмолвной вахте Амриты.
Утро вторника застало нас сидящими вместе, наблюдающими, как калькуттский рассвет отбрасывает тускло-серый свет в незашторенное окно. С первым светом до нас донеслись звуки колоколов в храмах, звонки трамваев, выкрики уличных торговцев, беспорядочный уличный шум.
– С ней все будет хорошо,– повторял я время от времени.– Я знаю, малышка. С ней все будет хорошо.
