Брови на изможденном лице Иехонии дрогнули, и царевич не без удовольствия заметил, что добился нужного результата. Надо ковать железо, пока горячо; броня пленного мелеха треснула, расширяем щель.
– Мой отец уже стар и болен, – шепотом заметил Мардук, оглядываясь на дверь. – Пройдет год или два; я окажусь на троне Дракона, и мои статуи пронесут по Дороге Процессий через Врата Иштар. Как только это произойдет… клянусь богами, я отблагодарю тебя за услугу. Забудь о подземелье, я отведу тебе комнату во дворце. Сниму с твоего тела нищенское рубище и заверну в ткани финикийских купцов. Слуги доставят к обеду яства с моего стола. Я поставлю твой престол в Тронном зале выше других царей-вассалов, чтобы все видели, как я возлюбил тебя.
…Рубцы на месте глаз Иехонии налились кровью.
– Ты не понимаешь, царевич. От того, что я тебе расскажу, ничего не изменится. Проклятие ха-гадоля нельзя остановить: Вавилон и его зиккураты падут. При всем желании… ты не в силах этому помешать.
Мардук почувствовал страшный озноб – словно за шиворот ему вывалили целую кучу ледышек. Поежившись, он обхватил трясущиеся плечи руками. Царевич ждал признания, он готовился вырвать его из губ пленника лестью, посулами, клещами – но никак не ожидал, что получит настолько легко. Подошва сандалии расплющила не успевшую убежать ящерицу.
– Даже если и так, – отвернувшись от мелеха, борясь с искушением вцепиться ему в горло, произнес Мардук. – Я хочу знать, п о ч е м у это происходит. Дело не только в кровавых снах. Совсем недавно я видел, как мой друг превратился в жуткое чудовище: если бы я сам хотел создать демона, то не додумался бы до такого облика. Ты можешь мне не верить… он перерезал себе горло на моих глазах, но не умер. Отец считает, я одурманен ядом. Однако я знаю: никакого яда нет. Мой приятель обернулся демоном с бледной кожей, жаждущим крови… Хорошо, пусть проклятие не остановится. Я обещаю, ты в любом случае получишь то, о чем я говорил. Я не испытаю радости, если уничтожу тебя. Что сделано, то сделано, Иехония. Отец зря пришел в Ерушалаим.
Молчание Иехонии длилось долго. Мардук терпеливо ждал.
– Первый раз мы сдали Ерушалаим без боя, – с трудом проглотив комок в горле, вымолвил слепой царь. – Думали, спасем мирных людей. Мой отец явился к Навуходоносору с дарами, но тот приказал отрубить ему голову.[52] На трон вавилоняне посадили меня – властитель Бавеля вообразил, что я буду до конца жизни благодарен ему за отцеубийство. Однако я отказался быть «вавилонской тенью», и он вернулся. Город снова пал без сопротивления. Запоздалая покорность не помогла: вырвав мои глаза в качестве урока за ослушание, вавилоняне увезли меня в плен – так же, как и десять тысяч знатных заложников-иудеев. Престол Ерушалаима, ставший вавилонской игрушкой, занял мой дядя Седекия. В ночь, предшествующую падению столицы,[53] я вызвал Навина – одного из главных ха-гадолей, то есть первосвященников Синедриона…
Иехония закашлялся, и Мардук втиснул в его руку кубок с вином. Глотнув жидкость, которая по цвету напоминала кровь, мелех продолжил рассказ.
– Ха-гадоль Навин обладал в Ерушалаиме определенной славой, – давился словами Иехония, «глядя» на Мардука пятнами рубцов. – У первосвященника были влиятельные противники в Синедрионе: его ненавидели и боялись. Ходили слухи, что Навин уже много лет профессионально изучал черное колдовство, умеет вызывать духов из загробного мира… конечно, это не прибавляло ему всеобщей любви. Наша беседа состоялась в храме Соломона, при закрытых дверях. Я сказал ему: вавилоняне под стенами города… Если не сегодня-завтра, то в другой раз они уничтожат Ерушалаим. Мы не сможем им противостоять, столица иудеев рухнет в крови и пламени, тела женщин послужат усладой для победителей, а мужчин они сделают рабами. Неужели мы так и уйдем в рабство со склоненной головой? Я приказывал и одновременно молил Навина. Способен ли он призвать черное зло, дабы Вавилон постигла та же судьба, что и Ерушалаим? Он ничего не ответил мне. Просто встал и ушел…
…Мардук замер в предчувствии. Иехония отхлебнул вина. Время в комнате остановилось. Прошло не более полутора секунд, пока мелех проглотил терпкую жидкость, однако царевичу они казались вечностью.
– Уже через час ха-гадоль Навин вернулся, – хрипел слепой царь. – Он объяснил мне: ему известен один человек в загробном мире, чей мертвый дух можно вызвать, приманив свежей кровью. Это проклятое существо, оно живет на крови, не может без нее. Если тень примет жертву, то сумеет уничтожить Вавилон, заразив его царей миазмами страшной болезни. Династия рассыплется в прах – вместе со страной. Все племена забудут о таком народе, как вавилоняне, а развалины дворцов Бавеля занесет песком ветер. Однако Навин предупредил: никто живой, вызывая призрак из мира мертвых, не может быть уверен… один ложный шаг, и проклятие обернется против него самого. Это предупреждение я не хотел слышать, меня интересовала только месть. Мы договорились с Навином: если Ерушалаим поглотит вавилонский огонь, ха-гадоль принесет в жертву тени ягненка. Этот час пришел через одиннадцать лет. Войска Навуходоносора в последний раз вторглись в Иудею. Нашу столицу разграбили, сожгли дотла, не осталось и камня на камне… а весь народ, включая грудных младенцев, угнали в рабство. Я и понятия не имел, сумел ли ха-гадоль привести в действие свое проклятие. Мог только гадать – погиб он либо бежал. Время шло. Однажды, в отчаянии, я рассказал о беседе с ха-гадо-лем рабу в подземелье… с тех пор история и гуляет среди пленных, обрастая красочными подробностями. Я не верил, что Навин сдержал обещание. Однако сейчас, после твоих слов, я знаю: проклятие свершилось. Казни меня, царевич. Но Бавель падет.
Мардук схватился за грудь: сердце затаилось, он не ощущал его ударов. Голова стремительно заполнялась чем-то мягким, похожим на пух. Царевич даже не пытался оспорить дикую выдумку. После морей крови и превращения Шамаша было ясно – Вавилону конец.
…Его захватят люди, превратившиеся в кровавых демонов.
– Что это за существо, которое ха-гадоль вызвал из преисподней? – произнес он. Голос таял, сбиваясь на шепот. – Как его имя?
Цепи издали мелодичный звон, показавшийся Мардуку ревом Ада.
– Ликаон, – глухо сказал слепой. – Двести лет назад он был правителем греческого государства Аркадия, столицей которого сделал город Ликосуры. Глупый и жестокий человек, прославившийся необузданными выходками. Согласно преданию, однажды к нему на ужин пришел сам Зевс. Ликаон, не осознав величия гостя, приказал подать тому… блюдо из человечины, жареное тельце младенца. Разгневанный бог перевернул стол и поразил молнией всех сыновей Ликаона. Он обратил аркадского правителя в огромного волка, обреченного вечно питаться кровью, а затем низверг его душу под камни. В тот же час в Аркадии произошло страшное землетрясение, Ликосуры были разрушены… позднее на их месте воздвигли город Трапезунт. Ха-гадоль поведал, что случится после явления призрака, он ничуть не колебался в своем решении умереть. Думаю, в ночь гибели столицы Иудеи произошло следующее: приняв жертву и согласившись исполнить приказ, тень Ликаона убила Навина. Ей нужна человеческая плоть, чтобы войти в мир живых. Мертвец обретает осязание, но остается мертвецом. Превратившись в подобие волчьего скелета с ошметками шкуры, Ликаон достиг окрестностей Бавеля. Скорее всего, он передвигался ночью. Найдя подходящую пещеру в горах, демон свернулся в кокон: ему оставалось лишь ждать, пока зло, творимое в вашем городе, напоит энергией тьмы его душу. Прошли годы, скелет обрастал мясом и кожей. Получив искомое, тень волка из загробного мира может ходить ногами человека по Городу Дракона. Знай, Ликаон уже на свободе. ЕГО ВРЕМЯ ПРИШЛО…
