Ознакомительная версия.
Священник снова поднял голову.
— …и мы, взрослые, обязаны стать этой путеводной звездой для подростков. Если не мы, то кто? А силу мы почерпнем в деяниях Господних…
Из купели повалил белый дым. Томми уже чувствовал знакомый сладковатый запах.
Сколько раз он это проделывал — поджигал смесь селитры с сахаром. Правда, не в таких количествах и ни разу — в закрытом помещении. Он напряженно ждал, какой выйдет результат безо всякого ветра, который мог бы развеять дым. Сцепив пальцы, он крепко сжал ладони.
Брат Арделий, исполнявший обязанности священника в приходе Веллингбю, первым заметил дым. Он так его и воспринял — как дым из купели. Всю свою жизнь он ждал знака свыше и в первую секунду подумал:
О Господи, наконец-то!
Но мысль тут же испарилась. Ощущение чуда покинуло его стремительно — явное доказательство того, что никакого чуда и не было. Просто дым из купели. Но что это значит?
Смотритель, с которым он не очень-то ладил, любил пошутить. Вода в купели могла… закипеть.
Проблема заключалась в том, что он не мог позволить себе раздумывать об этом посреди проповеди. Поэтому брат Арделий поступил, как большинство в подобных ситуациях: продолжил как ни в чем не бывало в надежде, что проблема рассосется сама собой, если на нее не обращать внимания. Он прокашлялся и попытался вспомнить, на чем остановился.
Деяния Господни. Что-то про то, что нужно почерпнуть силу в деяниях Господних. Пример.
Он покосился на свои записи. Там стояло: «Босиком».
Босиком? Что я имел в виду? Что народ Израилев был бос или что Иисус… Долгие блуждания…
Он поднял голову, увидел, что дым стал плотнее и превратился в столп, медленно поднимающийся к своду потолка. О чем то бишь он? Ах да. Теперь он вспомнил. Слова все еще витали в воздухе.
— А силу мы почерпнем в деяниях Господних.
Не такой уж плохой финал. Не идеальный, не то, что он себе представлял, но сойдет. Он растерянно улыбнулся своей пастве и кивнул Биргитте, дирижировавшей хором.
Хор, состоявший из восьми человек, встал, как один, и вышел вперед. Когда они очутились лицом к пастве, он понял по их взглядам, что дым не остался незамеченным. Слава богу — он немного опасался, что ему мерещится.
Биргитта вопросительно посмотрела на него, и он махнул рукой: начинайте, начинайте.
Хор запел:
Веди меня, Господь, веди меня вперед,
Позволь очам моим увидеть Божий путь.
Один из самых красивых гимнов старого доброго Весли. Брат Арделий расстроился, что не может вполне насладиться красотой гимна, — дым начинал его беспокоить. Плотный белый столп поднимался над купелью, а на дне что-то горело голубым пламенем, потрескивая и искрясь. Сладковатый запах достиг его ноздрей, и паства начала оглядываться в поисках источника звука.
Ибо лишь Ты, Господь, Спаситель мой,
Даешь душе моей надежду и покой.
Одна из женщин в хоре закашлялась. Все повернули головы от дымящейся купели и обратили взгляды на брата Арделия, будто спрашивая, как им себя вести, входит ли это в запланированную программу.
Люди закашляли, зажимая рты и носы платками или рукой. По церкви расползалась тонкая пелена, и сквозь нее брат Арделий разглядел, как кто-то поднялся с последнего ряда и выскочил на улицу.
Да уж. Единственное разумное решение.
Он наклонился к микрофону:
— Боюсь, у нас произошло небольшое недоразумение, поэтому будет лучше, если мы все покинем помещение.
Уже на слове «недоразумение» Стаффан покинул хор и направился к выходу быстрыми сдержанными шагами. Он сразу понял, в чем дело. Во всем виноват этот неисправимый ворюга и шалопай, сын Ивонн. Стаффан изо всех сил пытался держать себя в руках, чувствуя, что, попадись ему сейчас Томми, оплеухи тому не избежать.
Конечно, мерзавцу бы это не помешало, вот какого наставничества ему не хватает.
Столп Господень, спасите-помогите! Пара крепких затрещин — вот что нужно этому засранцу!
Но Ивонн бы никогда такого не допустила, по крайней мере сейчас. Потом, когда они поженятся, будет другой разговор. Тогда-то он, черт подери, возьмется за воспитание Томми. А сейчас главным было его найти. Хоть тряхануть чуток, и то дело.
Но Стаффан ушел недалеко. Слова брата Арделия, произнесенные с кафедры, паства восприняла как стартовый выстрел, чтобы покинуть церковь. На полпути проход заполонили старушки, с мрачной решимостью рванувшие к выходу.
Его правая рука потянулась к бедру, но тут он спохватился и сжал ее в кулак. Даже если бы у него была дубинка, вряд ли сейчас подходящий момент, чтобы ее использовать.
Дым над купелью постепенно рассасывался, но в церкви повисла дымка, пахнущая кондитерской и химикатами. Двери церкви распахнулись, и сквозь пелену проступил четко очерченный прямоугольник дневного света.
Паства, кашляя, устремилась к нему.
*На кухне стояла одна-единственная табуретка, больше ничего. Пододвинув ее к раковине, Оскар встал на нее и помочился в слив, сполоснув его затем водой. Спрыгнув с табуретки, он поставил ее на место. В пустой кухне она смотрелась странно. Как музейный экспонат.
Зачем она ей?
Он огляделся. Над холодильником висел ряд шкафов, до которых было можно дотянуться, только встав на стул. Он снова подтянул табуретку и оперся на ручку холодильника. Живот свело. Он был голоден.
Не раздумывая, он открыл холодильник, чтобы посмотреть, что там есть. Мало чего. Открытый пакет молока, пол-упаковки хлеба. Масло и сыр. Оскар протянул руку к пакету молока.
Но… Эли…
Он стоял с пакетом молока в руках и моргал. Что-то здесь не так. Она что, обычную еду тоже ест? Да. Наверное. Он вытащил молоко из холодильника и поставил его на стол. В шкафу над холодильником почти ничего не было. Две тарелки, два стакана. Он взял стакан, налил молока.
И тут у него подкосились ноги. Он застыл со стаканом холодного молока, вдруг в полной мере осознав происходящее.
Она пьет кровь.
Вчера ночью, в путах усталости и оторванности от мира, в темноте, все казалось возможным. Но теперь, на кухне, где окна защищали только жалюзи, пропускавшие тусклый утренний свет, со стаканом молока в руках, все это представлялось… запредельным.
К примеру, такая мысль: Если у тебя в холодильнике молоко и хлеб, значит, ты все же человек?
Он сделал глоток и тут же выплюнул. Молоко прокисло. Он понюхал остатки в стакане. Точно. Кислое. Он вылил молоко в раковину, сполоснул стакан и выпил воды, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту, затем посмотрел на число на пакете.
Срок годности — до 28 октября.
Просрочено на десять дней. Оскар все понял.
Это того мужика.
Дверца холодильника была по-прежнему открыта. Это была его еда.
До чего же противно!
Оскар захлопнул холодильник. Что делал здесь этот мужик? Что они с Эли тут… Оскара передернуло.
Она его убила.
Да. Эли держала того мужика как… источник пропитания. Ходячий банк крови. Вот как она решила эту проблему. Но почему мужик на это соглашался? И если она его убила, то где же тело?
Оскар покосился на полки на стене. Ему сразу захотелось убраться прочь из этой кухни. Да и вообще из квартиры. Он вышел в коридор. Увидел закрытую дверь ванной.
Она там, внутри.
Он поспешно прошел в гостиную, взял свою сумку. Плеер лежал на столе. Нужно было только купить наушники — и будет как новенький. Он взял плеер, собираясь положить его в сумку, и тут увидел записку. Она лежала на журнальном столике у изголовья дивана, где он спал.
Привет. Надеюсь, ты хорошо спал. Я тоже пойду спать. Я в ванной. Пожалуйста, не входи туда. Я тебе доверяю. Я не знаю, что сказать. Надеюсь, что я тебе не разонравлюсь теперь, когда ты все знаешь. Ты мне нравишься. Очень. В эту минуту ты лежишь на диване и храпишь. Пожалуйста. Не бойся меня.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не бойся меня!
Хочешь, вечером встретимся? Напиши, если хочешь.
Если ты напишешь «нет», я сегодня же уеду. Мне все равно скоро придется это сделать. Но если ты напишешь «да», я еще ненадолго останусь. Не знаю, что еще написать. Мне одиноко. Ты даже не представляешь, до какой степени. А может, и представляешь.
Прости, что я разбила твою музыкальную игрушку. Если хочешь, возьми деньги. У меня их много. Не бойся меня. Тебе не нужно меня бояться. Но ты, наверное, и сам это знаешь. Надеюсь, что знаешь. Ты мне очень, очень нравишься.
Твоя
Эли.
P. S. Если хочешь, оставайся. А если уйдешь, обязательно убедись, что дверь заперта.
Ознакомительная версия.