А голос из динамика все надрывался:
Воруй, воруй Россия,
А то ведь пропадешь,
Воруй, воруй Россия,
Всего не украдешь!
Ну, насчет «всего» — это, конечно, загнули. Доворовался же кто-то, что в стране дефолт случился. Ну да ладно, прорвемся, первый раз, что ли!
Мысли стали медленными, тягучими… Олег даже дремать начал, несмотря на грохочущую музыку — разморило, видать, от тепла. Но песня вдруг кончилась, и тот же голос запел совсем с другой интонацией, тихо так, но Олега аж подбросило на месте:
К молитве не хожу, и в церкви русской
Я где-то с краю, где-то в стороне,
Я грешный человек, и сердце мое пусто,
И колокол по мне гудит, гудит во мне…
(Из песен группы «Лесоповал».)
Олег понял вдруг с пронзительной и жестокой ясностью, что песня эта о нем, о его бестолковой и непутевой жизни, о загубленной душе…
Пусть никого он не грабил и не убивал, но когда «конкретные пацаны» приносили деньги чемоданами и просили перевести их на известные счета, да так, чтобы комар носу не подточил, он ведь не спрашивал, откуда те деньги! А «благодарностей» в конвертах сколько он успел рассовать нужным людям? Антону тому же, к примеру.
Вот и выходит, что он ничем не лучше других — исправно крутящийся маленький винтик большой адской машины. И от этой мысли стало ему так грустно, что даже уголок глаза как-то подозрительно зачесался. Вот только слез сейчас и не хватает!
— Эй, командир, — негромко сказал он водителю, — музыку выключи, пожалуйста.
— Не нравится? Хозяин барин, — покладисто отозвался тот, не поворачивая головы.
Песня стихла, но от этого было ничуть не легче. Когда Олег достал платок из кармана и потянулся вытереть глаза, он заметил, что на руке что-то блеснуло. Странно. Он присмотрелся внимательнее — и с трудом удержался, чтобы не закричать.
На левом безымянном пальце крепко сидело обручальное кольцо — то самое, с насечкой, что они с Галкой покупали когда-то к свадьбе. Новенькое такое, совсем не затертое…
Глава 6
А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ…
Следующее утро вновь выдалось солнечным и ярким. Как будто в утешение за каждодневную суету, ссоры, болезни, потери и утраты, дарила природа людям такие дни. Только ведь и солнышко — не всем в радость… Не зная еще друг о друге, семь человек в разных концах огромного города всю ночь беспокойно метались в своих постелях.
Андрей вздрагивал всем телом на продавленной тахте, будто от боли. Вилен Сидорович задремал прямо в кресле. Ольга стонала и порывалась бежать куда-то. Анна тихонько плакала во сне… Олег все ворочался и никак не мог устроиться поудобнее, будто дорогущий ортопедический матрац вдруг превратился в груду острых камней.
Игорь с трудом добрался пешком до Курского вокзала. Надо было, конечно, уходить дальше, но сил совсем не было, и нога разболелась нестерпимо. Благо на запасных путях всегда есть отслужившие свой срок вагоны, в которых коротают время бомжеватые личности. За несколько бутылок водки они охотно приютили его, даже предоставили отдельное купе. Но и для него эта ночь оказалась тяжелой — он так скрипел зубами и зло, матерно ругался, что даже ко всему привыкшие соседи опасливо косились — псих какой-то, не иначе.
Сергей Николаевич долго не ложился спать. Он все перебирал свои книги, пытался читать, работать, даже рукопись зачем-то снова достал из портфеля. Но ничего не шло на ум, строчки путались и прыгали перед глазами, как живые, а карандаш, как назло, валился из рук. В конце концов он так и заснул у стола, уронив голову на сложенные руки.
Одно и то же снилось им всем — долины, поросшие черной травой, крутые скалы, разверстые пропасти, леса странных деревьев, уродливых и искривленных, смоляные озера, гнилые болота… И над всем этим — темно-багровые небеса, облака, сверкающие пламенем, да пыльные вихри, носящиеся в душном, раскаленном воздухе. Картины эти почему-то рождали ощущение такого ужаса и отчаяния, что хотелось закрыть глаза, исчезнуть, испариться, умереть — лишь бы не видеть больше проклятых мест. В горле першило, пыль забивала глаза, ядовитые испарения просачивались к каждой клеточке тела… Но хуже всего было чувство безысходности и горького осознания, что теперь никуда не деться отсюда. Но к добру ли, к худу, все проходит когда-то. Кончилась и эта ночь, и, как туман над землей исчезает под лучами солнца, забываются к утру кошмарные сновидения, и все страхи прячутся в потаенных уголках сознания. Люди трезвые и практичные не любят о них вспоминать. Подумаешь — сон приснился! Эка важность.
Ольга проснулась рано. Сначала она хотела поспать еще немного, долго ворочалась с боку на бок, но сон не шел. Потом решила просто поваляться, почитать в постели, даже прихватила с полки пухлый томик в растрепанной карамельно-розовой бумажной обложке с очередной «роковой любовью», но скоро отбросила его в сторону. Страдания придуманной героини по поводу безответной любви к красавцу брюнету с голубыми глазами вдруг показались ей надуманными и пошлыми до тошноты. Она поднялась с постели, сварила себе кофе, села у стола на кухне и принялась размышлять, чем бы сегодня заняться.
Ольга чувствовала себя немного разбитой, но все равно старалась думать о чем-то хорошем. Например, о новой работе… Она немного гордилась, что сумела так легко и просто решить свою проблему. Хорошо бы еще новый костюм купить! Что-нибудь не слишком вызывающее, но яркое и стильное. Конечно, денег свободных нет, но все равно хочется. Надоело ходить на работу серой офисной мышью.
Ольга увидела, что сахарница пуста. Она достала с полки жестяную банку в веселенький красный горошек, но, пока пересыпала, заметила, что в банке что-то шуршит. Ух ты! Двести долларов, аккуратно завернутые в целлофан. Оля вспомнила, что когда-то сама припрятала эту заначку на черный день. Еще мама была жива… Ну что ж, теперь пригодится. В дорогой бутик она, конечно, не пойдет, но возле Покровской большой вещевой рынок… Там всегда можно подобрать что-то приличное, да еще и поторговаться. И ехать не так далеко — всего одна станция на электричке.
Ольга заметно повеселела и принялась собираться. Но когда взгляд случайно упал на правое запястье, с которого так и не снималась проклятая резиночка с биркой, хорошее настроение мигом улетучилось, сдулось, как лопнувший воздушный шарик. Она опустилась на табуретку и, неожиданно для себя, горько заплакала.
Сергей Николаевич ходил взад-вперед по комнате. Так он ходил когда-то по одиночке в Крестах, пока не врывались надзиратели. Он очень устал, и ночной сон не принес облегчения, но на ходу легче думалось.
