Ознакомительная версия.
Павел поначалу пытался мне звонить, но я не снимала трубку, и он перешел на переписку. Обычный, не электронный, почтовый ящик запросто мог бы лопнуть от писем, которые насыпались в него за первую неделю. Потом их стало меньше. Потом иссяк и этот поток.
Я не отвечала на сообщения, но ждала их и читала внимательно, с жадным интересом. Умница Павел быстро понял, что разговора по душам не получится, прекратил затрагивать болезненную тему личных отношений, и его сухие письма стали похожи на отчеты, которые мне присылали Пулитц с партнером и сотрудниками.
После моего неожиданного (для него) отъезда из Бад-Вильдбада Павел благородно взял на себя заботы о Рози. Физически девушка чувствовала себя прекрасно, но душа ее была в смятении. Бедняжка ничего не помнила о долгих годах, которые провела в лечебнице. Четверти века, которая прошла с той ночи, когда она, уступив мольбам пылкого жениха, еще до свадьбы разделила с ним ложе, для Рози не существовало. Она словно проспала эти годы и проснулась в ночь весеннего равноденствия без единого воспоминания о былом. Даже возлюбленного помнила очень смутно и на каждого мужчину в своем новом окружении смотрела с надеждой и смущением.
Павел не говорил об этом прямо, но у меня сложилось впечатление, что именно его Рози наиболее склонна видеть в роли своего полузабытого жениха. Это вызвало у меня странное и сложное ощущение – смесь ревности и облегчения.
Рози была молода, красива, одинока и пережила настоящий кошмар, которого, к счастью, совсем не помнила. Тем не менее Павел ей, конечно, сочувствовал. Думаю, в какой-то степени он отождествлял Рози со своей сестрой: Эва Вишнич тоже была юной невинной девушкой, когда ее жизнь забрал вамп.
Павел увез Рози из Бад-Вильдбада сначала в Милан, где девушку не ждал никто, кроме персонала клиники, а затем, официально оформив выписку из лечебницы, в санаторий под Варшавой. Не знаю, как он объяснил это своей жене. Возможно, никак: я не забыла, что слышала о предстоящем разводе, и не думала, что намерения Павла могли измениться только потому, что из его жизни исчезла я.
Брошенным женам свойственно думать, будто стремление мужчины освободиться от брачных уз вызвано исключительно желанием поскорее воссоединиться с другой женщиной, однако нередко неукротимый порыв мужского свободолюбия провоцируют банальная усталось и естественная потребность в одиночестве. Я не сомневалась, что Павел не замедлит развестись, но не думала, что он скоро женится.
Однако совершенно ясно, что он не оставит своими заботами Рози. А раз так, то рано или поздно ее грезы о белом платье, кружевной вуали и золотом кольце непременно сбудутся – если не с Павлом, то с кем-то другим, кого он одобрит. О Рози можно не волноваться. О Павле не следовало скучать. Я надеялась, что забуду их обоих, но эта надежда не грела мое сердце.
Кстати, о холодном сердце: вернувшись из Шварцвальда домой, я первым делом отыскала на книжных полках потрепанный томик немецких сказок и с новым интересом перечитала произведение Гауфа. Точнее говоря, я пыталась перечитать, но до самого конца дойти никак не могла, откладывала книгу, добравшись до предпоследней страницы.
Я перестала быть типичным добрым читателем, для меня акценты сместились: теперь я воспринимала как главного героя не простого парня Петера Мунка, а легендарного злодея-искусителя Михеля! Впервые я задумалась: а зачем, собственно, злой дух Михель-великан собирал коллекцию живых горячих сердец, расплачиваясь за них безмерным количеством золота? Какова была его цель?
С угольщиком Петером мне абсолютно все было ясно: он был обыкновенным маленьким человеком, простофилей и жадиной, пока уроки лесного духа не заставили его пересмотреть свои взгляды на жизнь и на смерть. А в великане Михеле я теперь усматривала огромное сходство с Алексом и до слез расстраивалась, добравшись в тексте до описания его поражения:
«Руки у него опустились, ноги словно вросли в землю. Видно было, что волшебная сила покинула его. Это был уже не прежний великан, повелевающий землей, водой, огнем и воздухом, а дряхлый, сгорбленный, изъеденный годами старик… С каждой минутой на глазах у Петера Михель становился все меньше и меньше. Вот он стал тише воды, ниже травы и наконец совсем прижался к земле».
Я чувствовала себя маленьким человечком, погубившим великана, и терзалась не только виной, но и страхом, что с человечками мне теперь не ужиться, а великаны моими же стараниями все повывелись!
Ни вблизи, ни вдали я не видела мужчины, способного меня не только увлечь, но и удержать на срок, хоть сколько-нибудь сопоставимый с вечностью.
«Бессмертие стоит нам жизни», – сказал сто пятьдесят лет назад испанский поэт и драматург Рамон де Кампоамор. Мне вечная жизнь, похоже, стоила жизни личной.
В общем, настроение все эти три недели было гнусное.
Двенадцатого апреля я пришла в офис раньше, чем Санчо, включила компьютер в кабинете и первым делом вывела на колонки передачу «Метеорадио», чтобы слегка подзарядиться оптимизмом от неунывающего Паши Буракова.
– Сегодня Всемирный день авиации и космонавтики! – с готовностью просветил меня неизменно жизнерадостный ведущий. – Родившиеся в этот день по знаку зодиака – Овны. Именины, день рожденья или день ангела у Ивана и Зосимы. Убывающая луна переходит в знак Стрельца…
Я слушала бодрый речитатив вполуха.
– По народному календарю, двенадцатое апреля – день Иоанна Лествичника!
– Бум! – в приемной хлопнула дверь, а потом послышался долгий мягкий шорох – как будто легла на землю подрубленная елочка.
– Санчо, это ты? – крикнула я, не поднимаясь с места.
Паша Бураков как раз начал рассказывать более или менее интересное:
– Хозяйка, которая соблюдает традиции предков, двенадцатого апреля обязательно должна испечь пирог в форме лестницы!
Я подняла брови и призадумалась. Среди моих предков в разные времена были польские шляхтичи и русские дворяне, белорусские и «пскопские» крестьяне, кубанские казаки, интеллигентнейший профессор петербургского университета и неукротимая осетинская княжна. И кого из них я должна почтить пирогом в форме лестницы?!
– Такой пирог гарантирует, что после смерти человек взойдет на небеса! – авторитетно пообещал Павел Бураков.
– Это мы! – громко ответил мне помощник.
Я не сразу отреагировала на множественное число, потому что по инерции продолжала думать: интересно, какой именно человек взойдет на небеса со столь оригинальной хлебобулочной рекомендацией? Сама затейница-хозяйка или же кто-то из ее незабвенных предков? А где же они были до того, как она слепила для них ступеньки на небо из теста – болтались в чистилище, как в накопителе аэропорта?
Ознакомительная версия.
