Вряд ли стоило рассказывать Хане о том, какие отношения связывали их с Рэйко.
Однако Каору выложил все как на духу. Хана с мрачным видом кивала, иногда казалось, что она не может поверить.
— О нет, — приговаривала она. Когда Каору признался, что Рэйко носит его ребенка, лицо Ханы словно обледенело. — И этот ребенок родится?
Каору не заметил того странного выражения, с которым был задан этот вопрос.
— Разумеется, я хочу, чтобы он родился. Ради этого я сюда и приехал.
Хана зажмурилась. Каору не расслышал, что она прошептала, ее губы двигались почти незаметно, но казалось, она произносила слова молитвы.
В лишенной окон комнате с бежевыми стенами время можно было определить только по часам. Если верить им, наступила ночь четвертого дня. Когда Каору закончил рассказ о его и Рэйко ребенке, Хана остановила разговор.
— Ну, на сегодня хватит.
Медсестра собралась уходить. Она не могла свободно распоряжаться временем, но разговор прерывала всегда на подходящем месте.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все до конца.
Эта женщина, прежде казавшаяся ему девочкой, говорила с ним словно мать.
Накрыв его руку своей, Хана на минуту задумалась и пошла к двери. Там она остановилась и, обернувшись, вышла в коридор.
Дверь осталась открытой. А Каору не мог забыть, с каким выражением лица Хана слушала его рассказ. Он где-то уже видел это выражение.
Человеческая мимика многообразна, но в схожих ситуациях люди выглядят одинаково. Например, когда радуются, услышав приятное известие, или когда собираются прыгнуть с высоты...
Каору размышлял, о чем же думала Хана, покидая комнату.
Внезапно в памяти всплыла запрятанная где-то в глубине сознания, но не забытая сцена.
Ситуация оказалась очень похожей. Женщина, которая кивала пациенту, перед тем как выйти из комнаты, так же как и Хана сейчас, была одета в белый халат. Она тоже была медсестрой.
Отцу удаляли опухоль из прямой кишки, и все шло успешно, на время его перевели в большую, четырехместную палату. Ее занимали только больные раком.
Среди медсестер, заходивших в палату, одну пациенты особенно любили. Не особенно красивая, но не без очарования во взгляде, она была из тех женщин, что буквально лучатся положительными эмоциями. Она с сочувствием относилась к капризам пациентов и ни разу даже не скривилась. Отцу тоже нравилась эта медсестра, однажды он шутя шлепнул ее по заднице — так шлепают маленьких детей.
Эта женщина вскоре ушла из больницы. Она уже два года была замужем, шел седьмой месяц ее беременности. Ей нужен был декретный отпуск на год.
В последний день работы она пришла в палату к отцу попрощаться, в тот момент там был Каору. Через год она вернулась. В ответ на какие-то ее слова один из пациентов пошутил: «Вот ты вернулась, а он выписался».
Двое оставшихся пациентов, кроме отца, говорили одно и то же. Кивая их не совсем уместным шуткам, медсестра, попрощавшись с каждым из них, вышла из комнаты.
И так же, как это сделала Хана, покидая комнату, она обернулась. Каору поймал ее взгляд. Год спустя она вернулась, но с одним из четырех пациентов ей больше не встретиться. Вот о чем говорили ее глаза. Если бы пациента на самом деле выписали, встреча была бы возможной, но по ее лицу было понятно, что она переживает разлуку на всю жизнь.
Совсем недавно стало известно, что у соседа отца метастазный рак из легких проник в мозг. А у пациента, который занимал эту кровать еще раньше, из-за рака простаты полностью удалили половые органы. У одного только Хидэюки еще оставались хоть какие-то жизненные силы, хотя и он все равно неуклонно приближался к неизбежной смерти.
Так смотрят на обреченных... Аналогия была слишком явной.
Почему Хана так на меня посмотрела?
Каору забеспокоился и решил при первой же возможности расспросить ее.
Однако больше он Хану не видел.
На следующее утро в дверь, как обычно, постучали. Каору открыл, ожидая увидеть Хану, но перед ним оказался Эллиот. Его огромные ноги торчали впереди инвалидного кресла, руками он вращал колеса.
Заметив, что Каору выглядит гораздо лучше, Эллиот одобрительно кивнул:
— Как самочувствие?
Каору был раздражен тем, что Эллиот упорно не желал отвечать на его вопросы. Прежде его успокаивало присутствие Ханы, но теперь, стоя перед Эллиотом, он готов был взорваться.
Как самочувствие? Он шутит? Это все, что он может мне сказать? Силы ко мне, конечно, вернулись, но я весь на нервах. Так что чувствую себя не слишком хорошо.
Каору с трудом сдержал приступ злобы и дрожащим голосом выдавил из себя:
— Спасибо, хорошо.
Эллиот уловил напряжение в его голосе. Он поднял обе руки, словно призывая Каору успокоиться:
— Понимаю. Понимаю, что ты чувствуешь. Так что перейдем сразу к плану.
Плану? Что еще за план и как он связан со мной?
Каору нахмурился и подошел ближе к Эллиоту:
— Прежде всего я хочу знать, что это за место и какие цели вы преследуете.
Эллиот молитвенно сложил руки:
— Сначала ты мне скажи...
Каору молча слушал.
— ...Ты веришь в Бога? — строго спросил Эллиот.
В комнате, куда Эллиот привел Каору, тоже не было окон. Возможно, для того, чтобы соблюсти высокую секретность. Это помещение оказалось более просторным, в центре стояли кожаные кресла.
Для начала Эллиот предложил Каору присесть. Когда тот сел, Эллиот поднялся из инвалидного кресла и, наклонившись вперед, без палки заковылял к креслам. Дойдя, он сел перед Каору.
Молодой человек удивленно посмотрел на него. Обычно считается, что сидящий в инвалидном кресле не может ходить, и поэтому способность Эллиота передвигаться самостоятельно, хотя и не без затруднений, поразила его.
Заметив его реакцию, Эллиот с довольным видом улыбнулся:
— Нельзя верить первому впечатлению. Всегда во всем сомневайся.
Каору уже привык во всем сомневаться. Те испытания, которые он пережил в американской пустыне, приучили его к постоянному балансированию на неясной грани иллюзорного и реального. И когда он шел по краю ущелья, и когда угодил под ливень, он прилагал все усилия, чтобы не потерять это ощущение.
— Когда вы ответите на мои вопросы? — игнорируя слова Эллиота, раздраженно спросил Каору. Но Эллиот, как и прежде, повторил умоляющий жест руками.
А вопросов накопилось с целую гору. Сейчас Каору хотел подробнее узнать, что имел в виду Эллиот во время их первой встречи.
— Разве вы с самого начала не говорили, что ждали моего появления? — Каору хотел понять, что означала эта фраза. Уж очень загадочно она звучала, возможно, это какая-то метафора.
— На этот вопрос отвечать еще рано. Если не рассказывать все по порядку, ты, пожалуй, крик поднимешь.