– Я восхищен,- вполне искренне сказал Сен-Жермен.- Зная планы врага, мы сможем найти для себя в них лазейку.- Лицо его посуровело.- Веспа-сиан выставляет меня из Рима. Иначе Юст поплатился бы за каждое мгновение горя, которое он ей принес.
– Возможно, со временем…- заговорил было Роджериан.
– Ах, перестань,- прервал его Сен-Жермен.- Я прожил достаточно долго, чтобы понять, что к негодяям вроде Юста почему-то благосклонна фортуна. Они процветают, попирая чужие жизни, и слывут мудрецами, достойнейшими из достойных. Юст безжалостен и полон решимости втереться в дом Флавиев. Он, безусловно, завладеет порфирой, если не вмешается рок. Такие люди обрекли на гибель Египет. Я их встречал в Афинах, в Дамаске, и всюду они сеяли мрак.- Он встал и посмотрел на слугу.- Играть с. ними в игры опасно.
– Опасно было отбивать меня у жаждущей крови толпы, но кое-кто сделал это.- Взгляд Роджериана был тверд.
Сен-Жермен усмехнулся.
– Что ж, попробуем их обыграть.- Он пересек комнату и, встав у окна, заговорил решительным тоном; – Надо обо всем позаботиться и все подготовить к отъезду, ибо, как только нам удастся ее выручить, мы отправимся в путь. Нам понадобятся колесницы, ящики с подходящей землей, одежда, деньги.- Энергичным жестом взъерошив свои волосы, Сен-Жермен продолжал; – Необходимо организовать подставы на всем пути от Рима до нужного нам порта. Просмотри последние записи и постарайся выяснить, на каком из кораблей мы, не мешкая, можем отплыть.- Он вдруг широко улыбнулся.- Боюсь, плавание – никудышный способ путешествия для существ моего рода, но, если все устроится, мы с Оливией проспим большую часть пути.
– Я сделаю все, что нужно,- ровным голосом произнес Роджериан, стараясь не смотреть на хозяина.
– Тебе также следует подыскать кого-то, кто сможет здесь тебя заменить. Оставляю это на твое усмотрение.- Бок опять начал болеть, и Сен-Жермен погладил бинты.
– Хозяин хочет, чтобы я ехал с ним? – спросил Роджериан недоверчиво.
– Ну разумеется,- с некоторым удивлением подтвердил Сен-Жермен.- Ты говорил, что намерен остаться со мной. Я полагал, что этот вопрос между нами улажен.- Вскинув брови, он ждал ответа.
Роджериан встал.
– Я закажу места для троих пассажиров,- с достоинством произнес он, укладывая манускрипт в защитный футляр.
Письмо раба Яддея к вольноотпущеннику Лисандру.
«Мой брат во Христе!
Молю Господа, чтобы это послание благополучно дошло до тебя, ибо дело мое к тебе представляется мне чрезвычайно важным. Я рассчитываю на то, что ты поможешь восстановить попранную справедливость,- ведь несмотря на то, что все наши чаяния устремлены к небесам, земное нами также не должно забываться.
У нас появился новый товарищ, не иудей и не христианин, его поздним вечером втолкнули в нашу лачугу. Человек этот явно был не в себе, ибо с ним обошлись очень жестоко. Правая рука у него была перебита, мошонка отрезана, равно как и язык. Стыдно признаться, но поначалу я, как и большинство из нас, чурался страдальца. Но однажды он услыхал, как я читаю по-гречески наши молитвы, и знаками дал понять, что хочет сообщить мне нечто важное. Я решил, что он грек, и заговорил с ним на его языке, а увечный принялся что-то мычать и водить пальцем по грязи. Да простит мне Господь, я хотел его оттолкнуть, но калека потянул меня за руку. Наклонившись к земле, я, к своему удивлению, обнаружил на ней греческие письмена. Я прочитывал фразу за фразой, увечный стирал написанное и снова писал. Так я узнал историю этого человека.
Раба зовут Моностадес, им владел сенатор Корнелий Юст Силий. Причиной увечий несчастного и ссылки на государственные работы явилось то, что он помогал своему хозяину сплести ловушку для его же супруги, после чего тот без зазрения совести расправился с лишним свидетелем. Сенатор прикинулся, что страдает от яда, подносимого ему жестокосердой женой, хотя он сам принимал отраву после вечеров, проведенных с ней, чтобы всему свету сделалось ясно, что его хотят извести. Моностадес поведал мне также, что хозяин всячески измывался над своей женой, например заставлял ее зазывать на свое ложе совершенно опустившихся типов, а сам наблюдал за тем, что они с ней творили. Еще он считает, что именно его господин выдал страже отца и братьев своей жены, составивших заговор против Нерона.
Печальная повесть, и Моностадес умолял меня ее записать, чтобы затем каким-нибудь способом довести записанное до сведения властей.
Я понимаю, мы мало знакомы с тобой, но мы оба сходимся в любви к нашему Господу. Я записал рассказ Моностадеса на обратной стороне пергамента, содержащего основы нашего вероучения, и пересылаю этот пергамент тебе. У тебя, как у писчего, есть доступ в сенат. Ты ведь можешь сделать так, чтобы документ этот попал в руки человека, облеченного властью? Пожалуйста, во имя христианского милосердия, устрой это ради вселения мира в душу несчастного Моностадеса. Сейчас он болеет и, вероятно, скоро умрет. Перед своим уходом ему хочется восстановить попранную с его же помощью справедливость и ввергнуть своею хозяина в положение едва ли не худшее, чем то, в какое тот его вверг. Бедный грек постоянно раздражен и угрюм, но постепенно начинает прислушиваться к моим наставлениям. Ему приятно было узнать, что в день Страшного Суда все мы равно предстанем перед лицом Господа и что каждый из нас будет держать ответ за свою жизнь.
Моностадес клянется именем Спасителя человечества, а заодно и всеми богами Рима, что все в его истории - правда и что он в любое время и в любом месте готов это подтвердить.
Снизойди к просьбе этого человека, Аисандр, и помоги ему развенчать зло. Спаси от ужасной казни безвинную женщину, расстрой планы оклеветавшего ее негодяя, ибо до тех пор, пока люди, подобные сенатору Силию, обладают почетом и властью, вход в царство Божие будет для многих недостижим.
Цирк Флавия строится, как видно любому, кому не лень посмотреть, однако вопреки ходящим по Риму слухам уверяю тебя, эта стройка не завершится ни в текущем году, ни в следующем, ни через год. От непосильных трудов умирают животные, держатся лишь люди, однако сдают и они.
Помнишь христианина, исповедующего неверное учение Павла? Молись за него, он покинул сей мир. Мраморный столб покачнулся и упал на него. Он очень страдал, но стойко сносил муки. Я стоял на коленях и держал его за руку, пока душа несчастного не оставила тело, трудно было сносить его аскетизм, но он был тверд в своей вере и не знал колебаний. Он принадлежал к братству, отправляющему богослужения в таверне "Приют рыбака". Загляни в эту таверну и дай там знать о смерти этого человека, пусть тамошняя община помолится за упокой его суровой, но крепкой в вере души.
