Что же здесь могло случиться? Почему он брошен?
Дальше пошли портреты. Молодые парни и девушки позировали перед художником то поодиночке, то парами, а на одном листке была нарисована, похоже, вся компания – девять человек, пять парней и четыре девушки, все веселые и беззаботные. А художник, безусловно, талантлив: одни и те же лица были опознаваемы в разных ракурсах, и в каждом читался характер. Вот этого очкарика скорее всего считали ботаном и занудой, но на самом деле он совсем не прост и еще себя покажет, только подождите. А вот крепкий накачанный парень, лицо суровое, с таким не шути – а глаза-то добрые. А вот блондиночка с манерно поджатыми губами. Нет, не нравится мне эта блондиночка, листаем дальше. Те же персонажи, в разных ракурсах… о, а вот новая личность – колоритная брюнетка с жестким волевым взглядом. На меня чем-то похожа, хи-хи! Да здесь подпись имеется: «Дорогому, несравненному Сережке – я сама собственной персоной!» И ниже – «Светочка С., 1998».
Это и есть художница, что ли? Я проглядела предыдущие рисунки и в углу некоторых нашла инициалы – С. С., более напоминавшие штрихи рисунка и потому мною прежде не замеченные.
Почему же Светлана не подарила портрет своему несравненному Сережке? И остальные рисунки не забрала? Насколько я смогла представить, в девяносто восьмом году сюда приехала компания молодых людей, скорее всего чтобы весело провести выходные или отпуск, а потом что-то случилось, и они спешно бежали, бросив все. Прошло больше десятка лет, а дом стоит, будто только что покинутый, его не посещали ни хулиганы, ни мародеры – это очень странно.
Я листала рисунки дальше, стараясь как можно тише шуршать бумагой. Те же лица, то вокруг костра, то ловят рыбу, то смакуют шашлык. Пожалуй, я угадала.
Последним рисунком была степь. Желтая осенняя степь, закатное тусклое солнце. Вот и все. Ах нет, вон еще какая-то бумажка на углу стола. Или это от шоколадки?
Я все же не поленилась, дотянулась и взяла старую шоколадную обертку… Что это такое?!
На обороте обертки нетвердой рукой еле заметными штрихами была изображена страшная оскаленная пасть. То есть не совсем так – это была страшная морда непонятного зверя, у которого тем не менее были опознаваемые человеческие глаза и – вместо привычных в таких случаях клыков – нормальные человеческие зубы. Тварь с ухмылкой глядела в окно машины, в которой, по замыслу художника, находились зрители. А рядом толстая когтистая лапа ударяла в стекло, расходившееся сетью трещин.
Я отшвырнула листок и вскочила. Мне и без того было страшно, а тут еще это! А память услужливо подсунула рассказ бабы Ани – о жутких монстрах, в которых превращаются здешние хозяева жизни. Я ей, признаюсь, не слишком поверила именно по данному пункту, но теперь, увы, догадывалась, что случилось в этом доме. Вот оно что! Праздники у них, значит, весной и осенью, а на рисунках как раз осень. Может, потому дом никто и не тронул – все вокруг знают, что здесь творится, вот и не приближаются сюда. А я…
С трудом удалось подавить панику. Спокойно, сейчас ведь не осень и не весна, сейчас зима, и никаких обрядов вроде не предвидится. Но все равно задерживаться здесь не стоит. Я уже согрелась, так что пора уходить.
Вот только куда? Впрочем, можно подняться на второй этаж и посмотреть – может, где-нибудь видно дорогу.
Так я и сделала. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила еще и лесенку, ведущую на чердак, забралась туда. Чердачок оказался крохотным, под самой островерхой крышей, зато чердачные окошки смотрели во всех направлениях. Со всех сторон меня окружал лес, чуть дальше я увидела реку, а в противоположном от нее направлении… Так и есть! Там лес заканчивался, а за ним светился огонек! Вот радость, там есть люди! Это точно не Холмище, оно осталось далеко, а все остальное – подходит!
Я бегом сбежала вниз, покинула печальный дом и, не щадя больше сапог, пошла прямо через лес в направлении заветного огонька.
Добро пожаловать домой, дорогая внучка!
Лес и правда скоро закончился, сменившись голой, лишенной растительности и снега землей. Огонек горел впереди, теперь его было хорошо видно, но он оказался гораздо дальше, чем я предполагала. Я спешила к нему, не думая ни о голоде, ни об усталости, я их просто не чувствовала, тем не менее у меня почему-то сильно закружилась голова, и я какое-то время шла, как в тумане. Шла куда-то в гору, слабо воспринимая действительность, старалась только не терять из виду спасительный огонек впереди. Точнее, вверху, так как подъем стал достаточно крутым, а огонек, казалось, не приближался. Нет, все же приближался, но очень-очень медленно. Это, наверное, потому, что я все же устала… Между тем небо стало светлее – близился рассвет.
Огонек оказался освещенным окном небольшого домика, построенного из дикого камня. Он стоял в одиночестве, никакого другого жилья поблизости не наблюдалось. Я огляделась вокруг и с удивлением увидела, что нахожусь на вершине огромного круглого холма – без снега и растений, голая земля, из которой местами выступал камень. Да что там холм, тут гора целая! По логике вещей, эта вершина должна быть заметной издали, но почему же я ничего не видела? Странное какое-то тут… все!
Головокружение прошло так же внезапно, как и началось. Но как я ни старалась, местности с этой вершины разглядеть не смогла – ни речки, ни дорог, ни деревень никаких, только лес у подножия терялся в темной дымке.
Собравшись с духом, я постучала в дом. Нехорошо, конечно, в такую рань, но ждать у меня уже сил не было.
– Войдите, не заперто, – ответил негромкий мужской голос.
Ну что ж, значит, я никого не разбудила – уже хорошо.
– Здравствуйте, – сказала я, проникая за дверь. – Извините, я заблудилась, вы не подскажете, как отсюда к дороге выйти?
Передо мной оказалась просторная комната с неожиданно богатым убранством. В ней не было ни души.
– Здравствуйте, – повторила я и, помолчав, добавила: – Есть тут кто-нибудь?
– Ну, здравствуй, детка, – раздалось за моей спиной. – Ты пришла даже немного раньше ожидаемого.
Я рывком обернулась. Позади меня, у двери, скрестив руки на груди, стоял человек – или, правильнее сказать, человечек. Маленького роста, худощавый, а его лицо… О, это лицо, выплывшее некогда из мрака, я слишком хорошо запомнила. Маленькое, словно у ребенка, и по-старчески сморщенное.
Мама, нет!!! Крик застыл в моем горле, а сама я замерла, скованная ужасом. Это он, он, тот самый старичок!
Мне бы бежать, как тогда, но я не могла сдвинуться с места. Не то чтобы я оцепенела от страха, а просто не могла, и все.
– Чего же ты так пугаешься? – продолжал он. – Ничего страшного здесь нет… Никандра. Ты ведь Никандра, не так ли?
