Мне нравилось разговаривать с ними, затевать словесные сражения и только потом убивать их: «А ты думал, твоя игра будет длиться вечно? А ты думал, что вечно будешь кормиться за счет других, но сам не станешь пищей для них?»
Что же до моей Урсулы, она не любила заниматься подобными играми. Она не выносила самого вида мучений. Древний обряд причащения кровью в замке она терпела только из-за музыки, ладана и верховной власти Флориана и Годрика, руководивших всеми ее поступками.
Ночь за ночью город медленно пустел, люди покидали свои сельские жилища. Санта-Маддалана, где я получил свое новое воспитание, все сильнее разрушалась. Урсула увлеклась играми с осиротевшими детьми. Иногда она усаживалась на церковных ступенях, убаюкивая человеческого младенца, воркуя над ним и рассказывая сказки на французском языке.
Она напевала старинные баллады на латыни времен ее придворной жизни – примерно двести лет тому назад, как она мне призналась, – и рассказывала о сражениях во Франции и в Германии, исторические названия которых для меня ничего не значили.
– Не забавляйся с детьми, – сказал я. – Они тебя запомнят. Они вспомнят о нас.
Не прошло и двух недель, как городская община окончательно разрушилась. Оставались в живых только сироты и горстка очень древних стариков, да еще тот францисканский священник со своим отцом – с тем маленьким лукавым проказником, просиживавшим по ночам в освещенной комнате за картами, играя с самим собой, словно даже не догадывался, что происходит на улицах.
Должно быть, на пятнадцатую ночь, появившись в городе, мы сразу поняли, что остались в живых только двое. Нам было слышно, как тихо напевает себе под нос крошечный старичок, сидя в опустевшей гостинице с незапертыми дверями. Он был чудовищно пьян, и его влажное, раскрасневшееся лицо сияло при свете свечи. Он с шумом разбросал карты по кругу на столе для пасьянса, известного под названием «Часы».
Францисканский священник сидел с ним рядом. Когда мы вошли в гостиницу, он посмотрел на нас бесстрашно и спокойно.
Меня обуревал голод, опустошающий голод, я думал только об их крови.
– Я никогда не называл тебе свое имя, не так ли? – осведомился он у меня.
– Нет, вы никогда его не называли, отец, – согласился я.
– Иешуа, – сказал он. – Таково мое имя, Фра Иешуа. Вся остальная община ушла обратно в Ассизы, и они забрали с собой последних детей. Им предстоит длительное путешествие на юг.
– Я знаю об этом, отец, – откликнулся я. – Я бывал в Ассизах, молился там святому Франциску. Скажи мне, отец, когда ты смотришь на меня, не видишь ли ты вокруг ангелов?
– А почему я должен видеть ангелов? – спокойно возразил он. Он перевел взгляд с меня на Урсулу. – Я вижу здесь красоту, вижу юность, запечатленную в полированной слоновой кости. Но я не вижу ангелов. И никогда их не видел.
– Я встречал их однажды. Могу я присесть?
– Поступай, как тебе угодно.
Он наблюдал за нами, стараясь сидеть прямо на простом деревянном стуле, в то время как я уселся напротив него, совсем так же, как было в тот день, на открытом воздухе, но теперь мы находились не в беседке, увитой зеленью и благоухающей под лучами солнца, а в помещении внутри самой гостиницы, где пламя свечей освещало большее пространство и где было гораздо теплее.
Урсула смущенно поглядела на меня. Она не имела ни малейшего представления о том, что я задумал. Я никогда не видел ее беседующей с каким-либо человеческим существом, за исключением меня самого и детей, с которыми она забавлялась, – другими словами, она разговаривала лишь с теми, благодаря кому оживало ее сердце и кого она отнюдь не собиралась убивать.
Я не мог даже представить себе, что она думала об этом крошечном человечке и о его сыне, священнике-францисканце.
Старику удалось разложить свой пасьянс.
– Вот, видишь, я говорил тебе, что сойдется. Наша удача! – сказал он с удовлетворением и сложил грязные, потертые карты в колоду, чтобы перетасовать их и разложить пасьянс снова.
Священник взглянул на него остекленевшими глазами, словно не мог собраться с мыслями, чтобы обмануть или подбодрить старика-отца, а затем снова посмотрел на меня.
– Я видел этих ангелов во Флоренции, – сказал я, – и разочаровал их, нарушил данную им клятву, утратил свою душу.
Он отвернулся от отца и пристально взглянул на меня.
– К чему ты продолжаешь мне это рассказывать?
– Я ведь не приношу вам никакого вреда. Как и моя спутница, – со вздохом оправдывался я.
Наступил тот момент в нашей беседе, когда мне нужно было протянуть руку за чашкой или за высокой пивной кружкой и отпить хоть чего-нибудь. Голод уже измучил меня. Интересно, страдает ли от жажды и Урсула? Я уставился на вино священника, которое теперь ничего не значило для меня, абсолютно ничего, поглядел прямо ему в лицо, покрывшись потом от яркого сияния и жара, исходившего от свечей, и продолжил:
– Я хочу, чтобы вы знали о том, что я видел их, что я говорил с ними, с этими ангелами. Они пытались помочь мне расправиться с чудовищами, захватившими власть над вашим городом и над людьми, которые здесь жили. Я хочу, чтобы вы знали об этом, отец.
– Зачем, сын мой, почему ты мне все это рассказываешь?
– Потому что они были красивы, и они были такими же настоящими, как мы с вами, и вполне реальными. Вы видели самые отвратительные свойства человека; вы могли видеть праздность и предательство, трусость и обман. Теперь вы видите перед собой демонов, вампиров. Ладно, я хочу, чтобы вы знали, что своими собственными глазами я видел ангелов, настоящих ангелов, великолепных ангелов, и что они были еще более прекрасны, чем я смог бы когда-нибудь выразить словами.
Он долгое время смотрел на меня задумчиво, затем взглянул на Урсулу, встревоженно наблюдавшую за мной, наверное более испуганную, чем я сам, и сказал:
– Почему же ты предал их? Зачем они вообще явились к тебе, хотелось бы знать, и, если к тебе на помощь пришли ангелы, почему же ты не оправдал их надежды?
– Из-за любви, – с улыбкой пожал я плечами. Он не ответил.
Урсула склонила головку мне на плечо. Я ощутил, как ее распущенные волосы коснулись моей спины.
– Из-за любви! – повторил священник.
– Да, а также во имя чести.
– Честь…
– Никто не сможет понять это. Господь не приемлет этого, но это правда, а теперь, отец, скажите, что разделяет нас – вас, и меня, и эту женщину, сидящую рядом со мной? Что пролегло между нами – между почтенным священником и парой демонов?
Маленький проказник внезапно шаловливо расхохотался. Он с шумом шлепнул по столу великолепной комбинацией из карт.
– Взгляните на это чудо! – воскликнул он, глядя на меня своими крошечными хитрыми глазками. – Ох, ведь вы задали вопрос, простите меня великодушно. Я знаю ответ на него.
