Ознакомительная версия.
Как только ее кровь станет чистой, она вернется домой, понесет благую весть по всему тийру, а потом и дальше — по другим штатам, другим странам, другим континентам. Станет примером того, что очищение возможно. А пока уезжать не было смысла. Кому она что докажет, оставаясь зависимой от Голода? К тому же, дел хватало и в Бакеде. Онезим был рад переложить на нее организацию жизни Слуг и доверил встречать взыскующих. Кто-то должен был рассказывать им о правилах существования в Бакеде, о том, как вести себя при встрече с Онезимом, о самом Онезиме, в конце концов. Кто мог сделать это, кроме Даниэлы, равной взыскующим во всем? Не Слуги же! И не Онезим, один вид которого вызывал оторопь и желание тут же забыть увиденное.
Душа его была прекрасна, кровь чиста, но тело изуродовано так страшно, что в нем не осталось ни малейшего сходства с человеком.
Испытание для взыскующих, не для Онезима. Те, кто искал причастия, должны были сначала научиться верить сердцу, а не глазам. Онезим же был равнодушен к своему телу, как истинный святой.
Теперь, когда Даниэла встречала вновь прибывших и объясняла, что они увидят и как нужно отнестись к увиденному, рассказывала о внутренней красоте Онезима, о чудотворной крови, их страх проходил почти сразу. Она ведь еще и фотографии показывала. Готовила к встрече настолько, насколько это было возможно.
До ее появления в Бакеде привыкание проходило сложнее.
Даниэла была уверена, что Онезима не задевают чужой страх, недоверие и брезгливость. Он действительно был святым. Но ее — задевали. И она жалела — совсем немного — жалела его. Точнее… ей было жаль, что внутренняя красота не видна снаружи. С другой стороны, стань Онезим так же прекрасен телом, как душой, и кто смог бы, увидев его, не ослепнуть? Это ведь было бы то же самое, что смотреть на ангела.
В город вела только одна дорога. Все другие подходы Слуги давно перекрыли баррикадами из разобранных домов, затянули верх баррикад колючей проволокой, расставили мины. Проехать через завалы было нельзя, пройти — можно, хоть и с риском подорваться на мине. Но и те, кто сумел бы пройти в Бакед без разрешения, недолго оставались бы незамеченными. Две улицы и полсотни переулков предоставляли слишком мало возможностей спрятаться от патрулей и сторожевых собак.
Печально, что Онезим нуждался в охране, но так всегда было заведено на Земле, с самого начала — святых убивали с немыслимой жестокостью, а потом раскаяние в содеянном спасало души убийц.
Этот святой спасал и души, и тела, будучи живым. То есть, нет, конечно же, не-мертвым, но не это важно, а то, что он был спасением, только пока оставался здесь и мог дарить свою кровь. Не станет Онезима, не станет его крови, не останется и надежды. Охранять его, правда, следовало не от убийц, а от тех, кто стремился получить его в свое распоряжение, увезти из Бакеда, ставить на нем опыты или использовать волшебную кровь в ритуалах или… да кто знает? Его следовало охранять от тех, кто хотел присвоить спасение и надежду.
Увы, желающих хватало. Некоторые вампиры просто не способны были понять, что чудеса творятся для всех, что никто не может владеть чудом единолично.
За те десять дней, что она провела здесь, Даниэла успела увидеть одну попытку штурма, и была готова к другим. Надеялась, что готова. Вспоминать о ночном бое было страшно до сих пор, а еще страшнее — думать о том, что штурмовать могут и днем, когда она будет слишком слаба, чтобы защищать своего святого.
От нее и ночью-то было немного пользы. Она совсем не умела драться. Афат не подарил ей ни одного боевого дайна, и раньше Даниэла считала, что это хорошо. В Бакеде начала задумываться о том, что стоит научиться хотя бы стрелять. Вроде бы, это было несложно — обзавестись пистолетом, патронами, потренироваться в стрельбе по мишеням. С оружием проблем не возникло, это же Бакед, тут все есть, и пистолеты, и автоматические винтовки, и даже огнеметы с гранатометами. И боеприпасов хватает. Заминка была за инструктором. Учиться у кого-нибудь из Слуг Даниэла не могла, а взыскующие не задерживались в миссии настолько долго, чтобы дать ей хотя бы несколько уроков. Причастившись крови Онезима, они забывали об оружии, они так менялись, что у Даниэлы не хватало духу насильно возвращать их в реальность. Достаточно того, что мир за пределами Бакеда сам напомнит о себе.
Когда ей доложили о том, что в миссию приехали Заноза и мистер Намик-Карасар, Даниэла сначала обрадовалась. Заноза точно не искал крови Онезима, а стрелял он как Сатана, и невозможно было представить лучшего учителя…
Нет. Все было не совсем так. Даниэла действительно сначала обрадовалась. На секунду или даже меньше. Потому что Заноза явился не за причастием, и умел стрелять, и мог научить… Но что она услышала по рации? Что сказал командир поста в докладе? Он сказал:
— Здесь Турок и его бешеный пес. Как нам быть, госпожа Даниэла?
Кто в тийре не знал о них двоих?
Для Даниэлы они были Заноза и мистер Намик-Карасар, а для остальных — Турком и Бешеным Псом, чужаками, за зиму приведшими под руку ее отца шесть миссий, и не собирающимися останавливаться на достигнутом.
— Зачем тебе власть? — спрашивала Даниэла, — зачем тебе настоящая власть, ответственность за миссии, за вампиров и людей, которые теперь от тебя зависят? Разве не лучше жить как раньше — тихо и спокойно, и предоставить прелатов самим себе?
— Два года назад они могли спасти всех погибших, — вот что ответил отец, — если бы они были здесь, не случилось бы беспорядков. Сама судьба сказала нам тогда: хватит думать, что вы пребываете в мире. Сказала: тийру нужны защитники. И они нашлись.
Даниэла сожалела о тихой и спокойной жизни, но признавала, что к весне тишины и спокойствия в Алаатире стало больше, чем когда-либо раньше. Просто это были тишина и спокойствие для всех, кроме ее отца. Власть накладывает обязательства, Хальк Алаа оказался к ним готов, а Даниэла — не очень. Хотя, от нее-то как раз ничего и не требовалось. Первый опыт командования, управления, принятия решений не только за себя, она получила здесь, в Бакеде.
Работу с музыкантами, поиск талантов, устройство их судеб нельзя было считать даже разминкой по сравнению с тем, чем Даниэла занималась теперь.
И, если быть честной с самой собой, ответственность и власть оказались захватывающим переживанием. Теперь она, наверное, лучше понимала отца.
Правда, все равно была рада, что сейчас решение принимать не ей.
— Не впускайте их, пока я не поговорю с Онезимом, — приказала она, — не вступайте в диалог, и ни в коем случае на них не смотрите.
Ознакомительная версия.
