я могу про себя рассказать, это то, что я продавщица и была изнасилована.
Ну, сейчас еще занимаюсь религиозными танцами. Прости, может прозвучать, что я грубо и пренебрежительно отношусь к нашему делу. Просто у меня такая манера, настолько привыкла я разочаровываться во всем на свете, что уже заранее начинаю пренебрежительно относиться к вещам. Лучше заранее критиковать, чем потом разочаровываться. А то я уже наразачаровывалась в жизни.
Сначала думала, что мои родители классные. Да нет, совершенно обычные уебки, ничего не понимающие ни в жизни, ни в отношениях. Хотя, в целом-то они хорошие люди, просто не повезло по жизни. Но суть ты уловил. Учеба, отношения, весь этот мир. Может во мне дело? Если все вокруг кажется говном, может я не способна видеть большего?
Видишь, тут еще одна проблема. Знаешь ли, Фред, я пустое место, а только и думаю, что о себе. Ничего не знача, ничего не умея, я умудряюсь днями напролет думать только о своем месте в этом мире и о своих отношениях с этой жизнью.
— Это не правда, ты не пустое место.
— Хуйню-то не неси. Говоришь, без обмана хочешь? А сам пытаешься меня обмануть. Или себя. Два слова связать без мата не могу, о мире знаю лишь крупицы, да и те — параша. Интерес я представляю лишь для озабоченных алкашей. Без обид, пророк. Вот, все по фактам. Я честно хватаюсь за тебя, как за последнюю соломинку. Если есть хоть малюсенький шанс выбраться из этой трясины…
— И ты говоришь, что ничто не значишь? Нет, Этель, ты врешь сама себе. Ты делаешь это от тяжести своего пути. Ты просто не знала, где твое призвание. Не зная пути, ты вряд ли придешь туда, куда тебе надо, особенно, если идти нужно через дремучий лес жизни. Когда ты заблудилась в этом лесу, тебе было легче объявить себя ничтожеством перед собой, чтобы выжить. Но я вижу тебя. Не как продавщицу, не как растоптанную жизнью девушку. Я вижу твою сияющую душу, тянущуюся к свету. Мы оба прогрызаем себе путь наружу зубами. Но от того лишь слаще будет свобода.
— Я хочу тебе верить. И какая-то часть меня верит тебе. Большая часть, поверь мне. И с каждой нашей встречей эта часть становится все больше. Но другая часть, мерзкая, поганая, она отказывается. Она как червь в голове. Проклятый паразит. Извивается, пускает свои отростки по всем нервам. Заставляет сомневаться и в себе, и в тебе, пророк. Гадкая сволочь. Твои слова согревают, но паразит охлаждает их, превращая в адский иней. Чем лучше мне с тобой, тем хуже мне, пока тебя нет.
— Ты не поверишь, насколько наши ситуации похожи. Пока мы вместе, наши души поддерживают друг друга, питают друг друга энергией. И мы увядаем, пока мы одни. Поэтому к сонастройке стремиться мы должны вместе.
— Мне кажется, до конца я тебе поверю только когда окажусь на небесах. Наверное, поэтому нам это не удастся. Ибо “Вера должна быть чиста”.
— Возможно, ты в одном шаге от абсолютной веры. Не даром я затеял этот разговор. Теперь моя очередь. Мне нужно сказать тебе нечто очень важное. Дело в молчании. Если я буду молчать, то совершу большую ложь, а это приведет к нашему поражению. Должен сказать, что за время нашего знакомства я очень сильно привязался к тебе, честно, я мало сейчас представляю жизнь без тебя, Этель. Я оставил всё прошлое позади, а в будущее я хочу идти только рядом с тобой.
— Ты имеешь в виду…
— Ты мне нравишься, я люблю тебя. Я никогда не успевал сказать этих слов, никогда не находил время. Теперь же, в шаге от вознесения не должно быть неискренности. Хочешь ли ты быть со мной и идти со мной до конца, Этель?
По щекам Этель катятся две слезы, тушь размазывается по лицу. Она смотрит на меня своими лучезарными глазами. Глазами, полными нескончаемой боли. Сейчас эта боль контрастирует с неким другим чувством. Что это? Никогда не видел, чтобы на меня смотрели такими глазами. Этель запускает руку в мои волосы наклоняет мою голову к её лицу. Мгновение. Поцелуй. Большой взрыв, тепло расходится по моему телу, чистая энергия. Энергия разделяется на материю, образующую звезды и галактики внутри меня.
На одну секунду, на одно короткое мгновение мы становимся единым целым. Разве может быть что-то чище, что-то лучше этого кратковременного поцелуя? Я думал, это я сумасшедший, или весь мир? Кажется, все-таки мир. Разве можно совершать безумства и злодеяния, когда есть любовь. А может миру этой любви и не хватает? Так как её никогда не хватало мне. Поцелуй стал ответом на заданный мной вопрос.
— Тогда отправляемся в путь. Сегодня ночью мы вознесемся.
10 ночь. Часть 2
Не так сложно было арендовать моторную лодку, как научиться ею управлять. Сняв лодку в городском порту, мы отчалили и тут же чуть не врезались в соседние суда. До этого я всего пару раз в жизни управлял моторной лодкой.
Хорошим это никогда не заканчивалось. По крайней мере, последний раз нам приходилось выбираться из кустов. Это еще до войны было. Теперь же мы плывем всё ближе к острову маяком.
Далеко позади остался сияющий город, в центре которого возвышается вечный Иггдрасиль с крутящимися вокруг дирижаблями. Город. Я почти никогда не покидал это нагромождение домов, редко бывал в других городах. А о других странах даже не мечтал. Ну как, не мечтал. Всегда мечтал. Никогда не находил ни времени, ни денег. Теперь я покидаю его, чтобы уйти не знаю, куда. Но это должно было случиться в итоге, слишком уж долго я настаивался в привычном месте. Думаю, частично моё постоянно упадническое настроение связано именно с этим.
Я смотрю по сторонам: бескрайняя тьма ночного моря. Дальний свет нового рабочего маяка. Тусклый свет проклятого острова, где меня ждет Пожиратель личности. Ветер яростно дует на море. И хотя в Городе ночи стали теплее, здесь, на воде, до сих пор зимняя стужа. Вижу, как Этель старательно кутается в свое пальто. Пытаясь согреться, она дышит в свои тонкие красные ладони. Снимаю с себя своё пальто и накидываю его на Этель.
— Нет, не надо, — говорит она, — мне не холодно. А ты не простудись. Я себя не прощу, если ты заболеешь.
— Не беспокойся, меня ничто уже не убьет. Меня согревает пылающее сердце, — смеюсь я, — предвкушение вознесения. А ты вся дрожишь, тебе нужно тепло. Так что не противься.
— Ну смотри, пророк. Пламенное
