– Ялта!
– Астрахань!
– Новгород!
– Двинск!..
Играли два часа – новое развлечение заскучавшим призракам сильно понравилось. В конце концов Адам выиграл у Столешникова всю его мелкую наличность.
– Теперь это моя собственность, все слышали? Моя! Я – владелец! – провозгласил Адам, адресуясь к чердачному потолку. – Значит, я могу, добравшись до нужного дома, оставить там монетку и потом, препроводив бедного кота домой, преспокойно сесть в засаду!
Так и получилось.
Будь Адам в человеческой плоти, пришлось бы ему ради засады устраивать себе наблюдательный пункт на дереве. Но он благоразумно положил незримую людям монетку в квартире Эвки и мог там слоняться без риска свернуть шею. Эвка, молодая женщина чересчур яркой, на Адамов взгляд, внешности, бездельничала – чем полы помыть и оконные занавески постирать, она валялась на диване, смотрела телевизор и, судя по кружевному бельишку под халатом, кого-то ждала.
Гость явился, когда она, утомившись вялотекущей амурной историей на экране, заснула. И это оказался не густобровый красавчик, а именно Кожедубов-Кожемякин.
Адам хотел было сбежать, чтобы не видеть соблазнительной сцены, но он должен был слышать, о чем говорят эти двое, и потому остался в комнате, только сел спиной к дивану. И было ему тяжко – на ум пришли все те красотки и проказницы, которые дарили благосклонность местному пинкертону.
Говорили любовники о всякой ерунде, о сломанном холодильнике, о ценах на копченое мясо и о законной стерве Кожедубова-Кожемякина, которую он не мог бросить, потому что она лежала при смерти. Эвка заметила, что вот этак при смерти мадам уже третий год лежит, а Кожедубов-Кожемякин разразился причитаниями, из которых Адам понял, что лечение супруги обходится безумно дорого, и никто этого не понимает, и весь мир Кожедубову-Кожемякину враждебен. Слушая нытье, Адам даже усомнился, точно ли этот человек участвовал в ночном нападении на особняк. Но, увидев, как Эвка, сразу забывшая про мадам, утешает любовника, понял: это актерское мастерство и ничего более.
Потом Кожедубов-Кожемякин засобирался домой, и это Адама обрадовало: был шанс узнать адрес!
Кожедубов-Кожемякин спустился по лестнице и сел в машину. Адам пролетел сквозь стену, приземлился на крыше автомобиля и сразу положил туда монетку.
Но он не учел ветра…
С монеткой-то ничего не сталось, она словно прилепилась к металлической крыше «Мазды». А вот Адама снесло с машины, когда Кожедубов-Кожемякин вырулил на набережную. Адам и не подозревал, что привидению следует бояться ветра.
Он завис над мостом, а машина, выскользнув из-под него, умчалась в ночь.
Адам медленно опустился на асфальт.
– Зубастые бесы бы тебя съели, – сказал он вслед машине, – и косточки расплевали.
Теперь Адам мог и без кота присутствовать возле «Мазды», но как узнать, куда ее понесло, сыщик и понятия не имел.
На всякий случай он вынул из кармана выигранную монетку и бросил на мост. Теперь никакая когтистая лапа, вцепившись в затылок, не уволокла бы его с этого места.
Адам мог преследовать Кожедубова-Кожемякина, увозившего на крыше «Мазды» его имущество, но скорость призрака невелика, даже когда он передвигается большими прыжками, и несопоставима со скоростью автомобиля, летящего по пустым ночным улицам.
Единственное, что удалось, – запомнить три цифры из четырех на белом номере «Мазды».
– О! Кавалер! – услышал он девичий голосок. – Поди сюда, кавалер!
Адам обернулся и увидел вместилище скверны.
Похоже, тут брат Альбрехт был прав – именно эта особа вполне могла претендовать на звание сосуда греха.
Гонясь за похитителями бриллиантов и попав в портовый город, Адам за несколько дней побывал в разных его концах, в том числе и в квартале веселых домов, без которых ни один порт не обходится. Девица, окликнувшая его, недаром бродила ночью по набережной – тут было самое подходящее место для исполнения ее ремесла. Преогромный вырез на платье, шляпа с бумажными розами, чересчур короткая для такого наряда, да еще подоткнутая юбка, полосатые чулки, красные подвязки которых мелькали во вздернутых складках, когда девица шла к Адаму, – весь этот боевой доспех был ему знаком.
– Ты новенький, кавалер? – спросила девица. – Как тебя звать? Я – Гретхен, миленький.
Она поправила кружавчики на груди, подкрутила длинный желтый локон и поиграла плечиками.
– Я Адам.
– Меня боцман Клаус Дамменхоф спьяну зарезал, думал – я черт, а тебя как?
– Застрелили, – кратко отвечал Адам. Он чувствовал себя нелепо – да и как может себя чувствовать привидение-мужчина, когда его пытается соблазнить привидение-женщина?
– Давно?
– Давно.
– Что же я тебя, кавалер, раньше не встречала? Экий на тебе смешной кафтанчик?
– Я из дома уйти не мог. Недавно научили.
– Кто? Старый дурень Альбрехт?
– Да, брат Альбрехт.
По давнему опыту Адам знал – с этими особами нельзя унижаться до фамильярностей.
– Хорошо как! Новенький! А то скучно ведь девушке все одной да одной… Господин Тагенбург вознесся, нет его… Он ведь все пел, пел, да и спел что-то такое, такое! За песню его и отпустили, то есть туда взяли… А Митенька – он разве кавалер? Он только на кобыле скачет, ничего больше. Проскачет вот прямо тут и с моста в воду – бух! А что ты молчишь?
– Часто Митенька выезжает?
– Всякое полнолуние. Ночи три или четыре вот так в воду бухается. А куда потом – не знаю. И ни слова от него не дождешься. Гусар называется!
Адам посмотрел на небо. Луна с одного края уже была чуть подгрызена, но при желании можно было считать это время полнолунием.
– Старая и ранняя… – пробормотал Адам правило определения фаз луны. – Это уже старая… Послушайте, сударыня, он вчера выезжал?
– Выезжал! А ты не знаешь, кавалер?! Тут такое было, такое было! Полицейские приезжали! Из воды его вытаскивали!
– Гусара?!
– Да нет же, велосипедиста! Хорошенький такой мальчик, куда ехал ночью – не знаю, может, к красавице своей или от красавицы… А ему навстречу – Митенька! А он, чтобы под копыта не попасть – вбок, к перилам, да как-то через перила перелетел… может, сам в воду спрыгнул?.. А там – бык, опора мостовая, у быка – приступочка, он на нее как-то взобрался… Я туда побежала, к нему соскочила, так меня-то он не видит, а Митеньку-то увидел! Вот за что мне такое наказание, что меня никто не видит? А? Митеньку вон видят! И кареты из-за него в воду рушились – это когда тут еще наплавной мост был.
– Действительно… – пробормотал Адам.
В прежней жизни он слышал истории о призраках, которые являются в старинных замках. О призраках-невидимках, правда, не слышал – и вот сам стал призраком-невидимкой. Что касается брата Альбрехта – тот как-то хвастался, что являлся пьяным морякам и пугал их чрезвычайно, однако за все время знакомства с Адамом он таких подвигов не совершал. Вот и Гретхен – невидимка… как же там, наверху, все эти качества распределяются?..
