Хотя Единственный почтил этот город, пожив там недолго до Времени Бедствий, Арабель с виду ничем не отличался от любого другого варварского городка: в нем так же было полно бродячих псов и в открытых канавах роились насекомые. На узких кривых улочках почти не было людей, большинство жителей у себя в домах поглощали ужин. В воздухе витали запахи жареного мяса и теплого хлеба. После моих утренних испытаний и последовавшего за ними нелегкого пути я чувствовал, что заслужил хорошую еду и мягкую постель.
Я направил Халу к одному из немногих людей на улице, - это был здоровяк охранник, дежуривший перед каким-то домом. При нашем приближении он повернулся к нам лицом и перехватил обеими руками алебарду.
- Добро пожаловать, путешественник, - произнес он. - Чем я могу…
Не успел я произнести ни одного слова, как Хала перекусила его алебарду пополам и отбросила охранника на мостовую.
- Клянусь Тормом! - Охранник выронил бесполезную палку и потянулся к мечу. - Следи за своим животным!
Бедняга не знал, какую глупость произносит. Его меч еще не покинул ножен, а Хала уже откусила изумленному парню руку. Нет смысла описывать, что затем последовало, скажу лишь только, что мне повезло: я успел спасти кошелек с монетами, прежде чем моя прожорливая лошадка проглотила стражника целиком.
Я отошел в конец улицы и благодаря своей темной одежде и растрепанному виду умудрился выглядеть настолько подозрительно, что те несколько прохожих, которые оказались на улице, перешли на другую сторону. Пока я слушал, как Хала поглощает свою еду, мои мысли естественно обратились к собственному пустому желудку и мягкой постели, которой я мог бы насладиться после ужина.
А стоило мне подумать о мягкой постели, как я тут же вспомнил о жене и о несвоевременном чуде. Желчь вскипела у меня внутри, грудь сковало обручем, и я так разозлился из-за дел, творящихся в Калимшане, что даже не заметил тощей фигуры в плаще с капюшоном, пока этот человек почти не наткнулся на меня.
Я посторонился и решил обратиться к нему с тем же самым вопросом, который собирался задать охраннику.
- Господин, не могли бы вы подсказать мне хорошую гостиницу?
- Ну конечно! - Человек заговорил на тысячу голосов, а когда поднял голову, я разглядел костлявое лицо Кайрика. - Но до тех пор, пока ты не нашел «Кайринишад», какой тебе толк от гостиницы?
Заклинание вынудило меня ответить:
- Я голоден и устал.
- Ну и что? - спросил Кайрик.
Я вздохнул, понимая, что бесполезно заявлять, будто я не в состоянии продолжить путь без отдыха. Правда заключалась в том, что я жалел самого себя и по этой причине не хотел ехать дальше, и кто знает, что еще я мог бы выпалить сгоряча?
- Малик, похоже, ты больше не болеешь всем сердцем за дело. - Единственный постучал по своей груди, напоминая мне, как он это узнал. - Возможно, тебя… чем-то отвлекли?
- Возможно, - сказал я, но тут чары Блудницы заставили меня добавить: - Я ни о чем другом не могу думать, как о позоре, который навлекли на мое доброе имя жена и принц!
Кайрик ухмыльнулся (а когда ухмыляется лицо скелета, то это само по себе ужасно) и сказал:
- Я так и думал. - Единственный на секунду отвел взгляд, после чего произнес: - Больше можешь не беспокоиться насчет жены и принца. Я устранил эту проблему.
- То есть как - устранил, Всемогущий?
- Устранил, и все тут, или ты не понимаешь, Малик? Можешь больше о них не думать.
- О них? - Я пошатнулся, попятившись, ведь одно дело проклинать свою неверную жену и совсем другое - узнать, что это уже сделано. - Значит, моя жена… исчезла? Я больше ее не увижу?
- В этой жизни - нет. - Два черных солнца под бровями Единственного сердито вспыхнули,- Я удивлен, что ты обеспокоен ее смертью. Как ты можешь думать о своей жене, когда мне предстоит предстать перед судом?
- Из-за ужасного позора, который она… - Но тут мое горло словно перехватило и язык сам произнес следующие слова: - Из-за того, что мне будет ее не хватать.
Единственный щелкнул челюстью, после чего смерил меня таким долгим взглядом, что я чуть было не решила что он превратился в статую. Тем не менее, он не удивился больше меня самого, ведь я только тогда осознал правду, когда эти слова невольно слетели у меня с языка!
Наконец Единственный покачал головой:
- Я не верну ее к жизни, Малик. Она слишком тебя отвлекает. - Он обнял меня костлявой рукой за плечи и притянул к себе как брата. - Но возможно… если приложишь все силы и поедешь быстро… я услышу ее зов с равнины Фуги. Позже, после того как ты добудешь «Кайринишад», ты сможешь присоединиться к ней в Замке Верховного Трона.
Я не знал, радоваться мне или горевать, ведь он не сказал, как скоро это произойдет.
- Это больше, чем я заслуживаю!
Кайрик похлопал меня по плечу:
- Ты не прав, Малик. Если ты подведешь меня, то присоединишься к своей жене в Городе Мертвых, - это я обещаю. - Единственный бросил взгляд на запад в сторону Ураганных Пиков, маячивших за городскими стенами. - А пока перестань думать о жене. Тебе нужно беспокоиться о других женщинах.
Я посмотрел в ту же сторону. Там, вырисовываясь силуэтом на фоне алого солнечного шара, опускавшегося к горизонту, я увидел гиппогрифа и его наездницу.
- Эта ведьма - настоящий дьявол из преисподней!
- Нет, Малик,- поправил меня Единственный.- Она просто Арфистка.
Когда человека охватывает беспричинный страх и он сознает это, то начинает сомневаться, все ли в порядке у него с рассудком. Он, уже не уверен ни в том, что видит, ни в том, что слышит, как и в собственных мыслях, лезущих в голову. Он знает только, что пока жив и что какая-то сила извне хочет, чтобы он был мертв. Таково было состояние патриарха Адона.
Он лежал на своем скромном ложе, вцепившись в края соломенного матраса и боясь обратить взгляд на что-нибудь, кроме потолка над головой. Когда же он все-таки опустил глаза, его взгляд скользнул между балконных балясин, и Адон увидел аватару Мистры на берегу Тенистого озера. Вокруг ее головы клубилось темное облако волос, из алых когтей сыпались молнии, направленные на чудовище со множествам щупальцев, плескавшееся в воде.
Но ни битва, ни само присутствие Мистры не волновали Адона столь сильно, как убеждение, что все это - плод его воображения. Сражение было беззвучным, как мираж; молнии сыпались без шипения и грохота, а когда скользкое чудовище открывало пасть, чтобы издать рык, то из его горла не вырывалось вообще никакого звука, Все это происходило потому, что богиня, не желая тревожить сон своего больного патриарха, оградила сцену боя завесой тишины. Но ведь Адон этого не знал. Для него все сражение происходило как во сне, с той лишь разницей, что он не спал. А так как он не спал, то сон мог быть только галлюцинацией, а когда сон превращается в галлюцинацию, значит, человек сошел с ума.
