манерами, Фостина, я уверена, ты всегда поступаешь так, как нужно.
Фостина стала развязывать шнурки папки, но руки у нее дрожали, не слушаясь ее.
— Просто не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что я подслушивала за дверью.
— Как это могло прийти тебе в голову? — спросила Алиса.
Фостина разложила на столе эскизы и только потом отважилась поднять глаза на Алису.
— Не знаю, Алиса. Мне кажется, что вы все время меня в чем-то подозреваете. В каком-то проступке, что ли.
Алиса рассмеялась:
— Скажите, пожалуйста! Сбавь обороты, Фостина!
— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне! — нахмурилась Фостина.
Гизела взяла в руки один из эскизов, на котором была изображена женщина в греческом античном костюме.
— Это костюм для Медеи?
— Да, — ответила Фостина. Казалось, она очень обрадовалась, что Гизела сменила тему разговора. — Все утро я провела в поисках нужного варианта. Длинная баска, наброшенная на голову… Именно так ее носили гречанки в дни скорби или траура. А Медея скорбит с самого начала пьесы. Все складки нужно уложить поаккуратней. Небрежное ношение баски считалось проявлением провинциализма.
— Ну тогда, как мне кажется, Медея и должна носить баску небрежно, — вмешалась в разговор Алиса. — Разве она не была дикаркой, представительницей варваров?
— Может, это и так, но не забывайте, что она многие годы прожила в Греции, — поправила ее Гизела. — К тому же она была принцессой.
— В ее уголки нужно что-то вложить, — продолжала Фостина, — ну, подобно тем свинцовым грузикам, которые наши прабабки подшивали к подолу своих длинных юбок.
— А что у нее на голове? — поинтересовалась Алиса. — Что-то вроде корзины, емкостью в добрый бушель.
— Это же митра! — воскликнула Фостина, пораженная ее невежеством. — Корона Церцеры. Этот головной убор носили многие гречанки.
— Медея не стала бы следовать примеру такой прославленной домашней учительницы, какой была Церце- ра. Медея — феминистка и колдунья.
— Я в этом не уверена, — вставила Гизела. — Все женщины древности гордились тем, что имели отношение не к колдовству, а к хлебопечению. Само слово «госпожа» этимологически означало «дарующая хлеб».
— Может, надеть на нее тиару? Как у Геры с Афродитой? — предложила Фостина.
— Я бы предпочла именно ее, — подчеркнула Алиса.
— Заменить митру на тиару довольно просто. Это можно сделать, — согласилась Фостина. — А что вы скажете по поводу обуви? Вам нравятся сандалии, вышитые цветочными кружевами?
— Мне бы самой хотелось иметь такую пару! — заметила Гизела. — Они просто очаровательны!
Но Алиса с отвращением рассматривала сандалии.
— Все это слишком условно. Почему бы не взять простые зашнурованные туфли, отделанные кошачьим мехом? А мордочку и коготки использовать как украшение? Женщины в Греции носили такую обувь. Только подумайте о том удовольствии, которое мы получим, когда убьем кошку и сдерем с нее шкуру! Или даже двух. Ведь туфли-то две?
— А почему бы не содрать шкуру с них живых? — насмешливо подхватила Гизела. — Ведь вам, Алиса, это доставит большое удовольствие, не так ли?
Но Алису ни капельки не смутили ее слова.
— Вы, конечно, считаете меня дикаркой! Но ведь здесь, в этой школе, я буквально подыхаю от скуки! Готова сделать что угодно, чтобы немного взбодриться!
— Ну, а что вы скажете о Ясоне и Креоне? — Фостина протянула им еще два эскиза
— Мне нравится, — сказала Гизела. — Сразу видно, что Ясон обладает очаровательной глупостью профессионального служаки, а Креона вы превратили в настоящего президента местного клуба деловых людей «Рота- ри», правда, в греческом Стиле.
Алиса залилась злобным смехом.
— Фостина! Тебе нет цены! Тебе, вероятно, и в голову не пришло, что ты превратила Медею в уличную девку?
— Что вы имеете в виду? — спросила, смутившись, Фостина.
— Только посмотрите на эту накидку и жакет. Они у тебя цвета голубого гиацинта, но ведь этот цвет в Греции безраздельно принадлежал проституткам.
— Боже, — произнесла ошарашенная Фостина и умоляюще взглянула на Гизелу. — Это правда?
— Боюсь, что да, — призналась Гизела. — Хотя мне это и в голову не приходило!
— Конечно, правда, — властно заявила Алиса — Разве вам не приходилось читать о Керамике, этом районе «красных фонарей» в Афинах? Если какой-то мужчина по имени Тезей хотел обладать какой-то женщиной по имени Мелита, то писал на стене углем: «Тезей любит Мелиту». Если она принимала его предложение, то подписывала внизу: «Мелита любит Тезея» и ожидала прихода своего возлюбленного на этом месте с веточкой мирты, зажатой в зубах.
— Но, может, такое происходило только в Афинах? — возразила Фостина. — Ведь место действия пьесы — Коринф.
— Тогда вам придется затратить еще одно утро, чтобы определить, какие наряды носили проститутки в Коринфе! — Алисе, казалось, очень нравилась идея задать Фостине побольше работы. — А может, вам это давно известно? У меня складывается впечатление, что вы обладаете завидными познаниями о традициях проституток. Приходилось ли вам слышать о Розе Дайамонд?
Лицо Фостины залилось мертвенно пунцовой краской.
— Нет, не знаю. В любом случае я больше делать ничего не буду, так как сегодня вечером уезжаю.
— Счастливица!
— Нет, я ужасно несчастная. Я не хочу уезжать.
— Куда же вы едете?
Но тут опять вмешалась Гизела:
— Почему бы тебе не создать еще один эскиз костюма Медеи? Сменить цвет довольно просто, если только подыщешь нужный материал. Что скажешь, например, о бледно-желтом? Он вполне подойдет к сандалиям, как и гиацинтовый.
— Как хотите, — сказала Алиса с полным безразличием. — А это что такое? — она подняла еще один эскиз. — Похоже на имитацию пестрой шотландской шали.
Фостина посмотрела на Гизелу:
— Это та отравленная одежда, которую Медея вручает невесте Ясона. В тексте несколько раз ее называют «разноцветной». Я скопировала дизайн с фотографии одной греческой вазы времен Эврипида. Только вместо фиалок в оригинале я использовала наперстянку, так как она — ядовитое растение.
— Разве стала бы Медея расшифровывать подготавливаемый ею удар? — возразила Алиса. — Если бы кто-нибудь прислал мне в подарок платье, вышитое листочками наперстянки, у меня он, несомненно, вызвал бы подозрения. Точно так же отреагировал бы любой поклонник детективов.
— Но дочь Креона не была любительницей детекти-» вов, — сказала Гизела. — У этого рисунка приятный привкус символизма. Любой человек, верящий, как и Медея, в магию, сделал бы то же самое.
— Ну а что вы скажете о красках? — упрямо гнула свое Алиса. — Мне они кажутся скорее персидскими, чем греческими.
— Но ведь персы и греки оказывали влияние друг на друга, — возразила Фостина. — Эти интересные сведения я почерпнула в ходе подготовительной работы. Когда начинаешь что-то искать, рыться в материале, обязательно обнаруживаешь уйму побочной информации, не имеющую никакого отношения к тому, что ты пытаешься отыскать. Вот вы, например, знали, что сибариты направляли приглашения на обед
