Говард нагнулся и заглянул в раковину. Труба, восходящая от пола, была диаметром никак не больше восьми сантиметров. Рука там поместиться не могла. Кроме того, труба резко изгибалась там, где был сифон. На чем же держится палец? На чем он может держаться?
Говард выпрямился, и какое-то время казалось, что голова у него просто оторвется от тела и улетит. Перед глазами у него поплыли черные пятна.
«Я сейчас упаду в обморок!» – подумал он. Он вцепился в мочку правого уха и дернул изо всех сил, как пассажир поезда в минуту опасности хватается за стоп-кран. Головокружение прошло… но палец оставался на месте.
Это не галлюцинация, как это может быть? Он видел поверх ногтя крохотную капельку воды, а под ним – белую полоску – мыло, скорее всего – мыло. Вай мыла руки после туалета.
«Все равно это может быть галлюцинация. Может. Если ты видишь на нем воду и мыло, это ведь не значит, что тебе это не привиделось. И послушай, Говард, – если это не приведение, то что он там делает? Как он туда попал, прежде всего? И почему Вай его не видела?»
«Тогда позови ее, позови! – приказывал ему разум, а в следующую микросекунду отменял собственный приказ: – Нет! Не зови! Потому что если ты по-прежнему видишь его, а она нет…»
Говард зажмурил глаза и какое-то время находился в мире, где существовали только красные вспышки света и бешено колотящееся сердце. Когда он открыл глаза, палец оставался на месте.
– Что ты? – прошептал он сквозь плотно сжатые губы. – Что ты есть и что тут делаешь?
Палец немедленно прекратил метаться вслепую. Он распрямился и указал на Говарда. Тот отшатнулся, прикрывая рот руками, чтобы не заорать. Он хотел оторвать взгляд от этой злой, отвратительной штуки, хотел опрометью выскочить из ванной (и пусть Вай говорит, что хочет)… но на какое-то время оказался парализованным, не способным оторваться от этого розоватого чудовища, напоминавшего перископ из плоти.
Потом палец согнулся во втором суставе. Кончик его опустился, коснулся фарфора, и постукивание по кругу возобновилось.
– Гови? – позвала Вай. – Ты что там, уснул?
– Сейчас! – откликнулся он неестественно веселым тоном.
Он смыл ту единственную каплю мочи, которая попала в унитаз, и направился к выходу, обходя раковину кругом. Однако заметил свое отражение в зеркале: огромные глаза, неестественно бледная кожа. Он пощипал себя за обе щеки, выходя из ванной, которая всего за какой-то час сделалась самым страшным и необъяснимым местом в мире.
Когда Вай зашла в кухню посмотреть, что он так долго делает, Говард заглядывал в холодильник.
– Что ты хочешь? – спросила она.
– Пепси. Пойду, наверно, к Ла и куплю баночку.
– После трех банок пива и вишнево-ванильного мороженного? Ты же лопнешь, Говард.
– Не лопну, – пробормотал он. – Но это произойдет, если я не отолью то, что скопилось в почках, – уточнил он про себя.
– Ты уверен, что все в порядке? – Вай критически осмотрела его, но тон ее стал мягче – с оттенком подлинного сочувствия: – Потому что выглядишь ты ужасно. Правда.
– Слушай, – выдавил он, – у нас в конторе грипп. Я полагаю…
– Я тебе дам соды, если действительно нужно, – предложила она.
– Не надо, – поспешно вмешался Говард. – Ты в ночной рубашке. Смотри, я уже надеваю пальто.
– Когда ты в последний раз попробовал диету из супа и орехов, Говард? Это было так давно, что я уже забыла.
– Поищу ее завтра, – неопределенно ответил он, выходя в маленькую прихожую, где висели пальто. – Она, наверное, где-то среди страховых полисов.
– Это было бы лучше. А если уж ты спятил и собрался выходить, то надень мой шарф!
– Ладно. Это правильно. – Он надел пальто и застегивал его, стоя к ней спиной, чтобы она не заметила, как у него дрожат руки. Когда он повернулся, Вай уже скрылась в ванной. Он молча постоял в предвкушении того, что теперь уж она завизжит, но тут вода полилась в раковину. Затем он услышал, как Вай чистит зубы в своей обычной манере – с напором.
Он постоял еще и вдруг мысленно вынес себе приговор тремя простыми словами: «Я схожу с ума».
Возможно… но это не меняет того факта, что, если он в ближайший момент не провернет кое-что, его ждут крайне неприятные последствия. По крайней мере, эту проблему он способен решить, и Говард испытал некоторое утешение. Он открыл дверь, уже было вышел, потом вернулся, чтобы взять шарф Вай.
«Когда ты намерен рассказать ей о последний удивительных событиях в жизни Говарда Митла? – вдруг решил он осведомиться у самого себя.
Говард тут же отогнал эту мысль и сосредоточился на том, чтобы затолкать концы шарфа за отвороты пальто.
Квартира Митла была на пятом этаже десятиэтажного здания на Хокинг-стрит. За полквартала, на углу Хокинг и Куинс-бульвара, находился работавший круглосуточно магазин «Деликатесы и удобства Ла». Говард повернул налево и дошел до конца здания. Здесь была узкая тропинка, которая вела к мусоропроводу. По обе ее стороны стояли контейнеры для мусора. Здесь бездомные, далеко не все из которых были пропащими алкоголиками, устраивали себе неуютным ночлег из газет. В этот вечер, кажется, никто не собирался поселиться на тропе, за что Говард был им очень благодарен.
Он зашел в укромный промежуток между двумя контейнерами, расстегнул джинсы и обильно помочился. Сначала он испытал такое облегчение, что почти забыл недавние удары судьбы, но по мере того как напор ослабевал, опять начал обдумывать свое положение, и отчаяние опять овладело им.
Положение его было, прямо скажем, безвыходным.
Вот он стоит и мочится на стену дома, в котором имеет теплую, уютную квартиру, оглядываясь через плечо, не заметил ли его кто-нибудь.
Появись здесь бандит или грабитель, пока он находится в таком беззащитном состоянии, ничего хорошего не будет, но гораздо ужаснее, если его увидит кто-то из знакомых – Фенстеры, например, из 23-й или Дэттлбаумы из 35-й. И что скажет Вай эта языкастая Алисия Фенстер?
Он застегнул штаны и вернулся к началу тропинки. Тщательно осмотревшись по сторонам, он зашел в магазин и купил банку пепси-колы у улыбающейся бронзовокожей миссис Ла.
– Что-то вы сегодня бледный, мистер Митра, – произнесла она со своей неизменной улыбкой. – Все в порядке?
«О да, – подумал он. – Я действительно брежу, спасибо, миссис Ла. Просто замечательно».
– Поймал таракана в раковине, – пояснил он ей. Она нахмурилась, не переставая улыбаться, и он сообразил, что ляпнул что-то не то. – В конторе, я имею в виду.
– Лучше одевайтесь теплей, – сказала она. Складка на ее почти идеально гладком лбу разошлась. – Радио говорит, будет холодно.
– Спасибо, – поблагодарил он и вышел. По пути домой он открыл банку и вылил ее в канаву. Учитывая, что ванная теперь стала вражеской территорией, ему менее всего хотелось пить на ночь.
Когда он вошел, Вай похрапывала в спальне. Три банки пива хорошо на нее подействовали. Он поставил пустую банка на столик кухне, затем постоял за дверью ванной. Потом прижался уход к дереву.
Царап-царап. Царап-царап-царап.
– Вонючий сукин сын, – прошептал он.
Он отправился спать не почистив зубы – впервые с тех пор, как мать забыла положить ему, двенадцатилетнему зубную щетку, когда отправляла в летний лагерь. *** Он лежал в постели рядом с Вай и не спал.
Слышно было, как палец продолжает свой бесконечный поиски в ванной, постукивая ногтем. На самом деле он не мог слышать сквозь закрытые двери и знал это, но представлял, как он это слышит, что было ничуть не лучше. «Нет, – говорил он себе, – по крайней мере ты знаешь, что это лишь воображение. Насчет самого пальца ты не уверен».
Впрочем, это мало утешало. Он все еще не мог уснуть и не приблизился к решению проблемы. Он знал, что не сможет до бесконечности выдумывать предлоги, чтобы выйти помочиться возле мусорных ящиков. Он сомневался, получится ли это даже на протяжении двух суток, а что будет, когда приспичит большая нужда, леди и джентльмены? Вот вопрос, который никогда не задавали в суперигре, и он не имел ни малейшего представления, как на него ответить. Не под ящиками же – тут он был совершенно уверен.
