Мэрибет отпустила Ангуса и бросилась животом на капот, буквально выскользнув из-под бампера пикапа, врезавшегося в бок «мустанга». От удара Джуда припечатало к дверце, а «мустанг» развернуло. Задней частью он выехал на середину дороги, а передом впрыгнул на тротуар, да так резко, что Мэрибет выбросило с капота на землю, словно катапультой. Столкновение сопровождалось хрустом смятой обвески пикапа и чьим-то пронзительным криком.
Битое стекло посыпалось на асфальт. Джуд пришел в себя и увидел, что рядом с «мустангом» стоит не пикап Макдермотта, а вишневый кабриолет Джессики. Пикапа нигде не было. То есть его не было с самого начала. Из руля вывалилось и надулось белое яйцо подушки безопасности. На водительском месте сидела Джессика.
Джуд понимал, что должен чувствовать тревогу, желание действовать, но его одолели сонливость и бездумность. Уши заложило, и он несколько раз сглотнул.
Джуд отлепил себя от дверцы и подумал, все ли в порядке с Мэрибет. Девушка сидела на тротуаре. Причин беспокоиться не было, она осталась цела. Правда, выглядела Мэрибет такой же ошалевшей, каким чувствовал себя Джуд. Она приходила в себя, растерянно мигая в солнечном свете. Ее подбородок пересекла широкая ссадина, волосы растрепались. Джуд снова посмотрел на кабриолет: окно со стороны водителя опущено или разбилось, оттуда торчит обмякшая кисть. Джессики не было видно – должно быть, съехала по креслу вниз.
Кто-то закричал. Похоже на голос ребенка. Это девочка плакала о своей матери.
в правый глаз Джуда вкатилась капля то ли пота, то ли крови. Не думая, он поднял руку, чтобы вытереть ее, и коснулся лба обрубком указательного пальца. Ощущение было такое, будто он приложился к раскаленному грилю. Боль пронзила руку до самой грудины, где распустилась и превратилась во что-то иное в недостаток воздуха, в ледяную щекотку под ребрами; ощущение одновременно и пугающее, и восхитительное.
Мэрибет неуверенно обошла вокруг «мустанга» и, нагнувшись, потянула за ручку дверцы.
Раздался скрежет покореженного металла. Потом она выпрямилась, держа в руках нечто вроде огромного черного саквояжа. Из саквояжа что-то капало.
Нет, это не саквояж. Это Ангус. Сложив водительское кресло, Мэрибет опустила пса на заднее сиденье, потом села в машину сама.
Она завела машину. Джуд развернулся в кресле, желая и боясь увидеть, что с его собакой. Ангус тоже поднял на него глаза – влажные, блестящие, красные от лопнувших сосудов. Он тихо заскулил. Его задние лапы расплющило в лепешку. Из черного меха торчала красная кость.
Джуд перевел взгляд с Ангуса на Мэрибет: на ее исцарапанный подбородок, сжатые в тонкую линию губы. Бинты на обезображенной правой руке девушки промокли насквозь. Вот уж парочка безруких. Если так пойдет и дальше, они не сумеют и обнять друг друга.
– Ты посмотри на нас троих, – обратился он к Мэрибет. – Ну и зрелище.
Он закашлялся. Морозные иголки под ребрами таяли, но очень медленно.
– Я еду в больницу.
– Никакой больницы. Выезжай на трассу.
– Без помощи врачей ты умрешь.
– Я умру, если мы поедем в больницу. И ты тоже, кстати. Там Крэддок легко справится с нами. Пока Ангус жив, у нас есть шанс.
– Да что Ангус…
– Крэддок боится не его. Он боится той собаки, что находится внутри собаки.
– Что? Джуд, я не понимаю тебя.
– Поезжай. Я остановлю кровотечение. Это всего лишь палец. А ты выезжай на трассу. Там сверни на запад.
Джуд поднял правую руку, чтобы замедлить ток крови. Способность думать понемногу возвращалась к нему. Но думать о том, куда ехать, не было никакой необходимости. Осталось только одно место, куда они могли отправиться.
– И что там, черт возьми, на западе? – спросила Мэрибет.
– Луизиана, – сказал он. – Мой дом.
Аптечка первой помощи, что сопровождала их от самого Нью-Йорка, валялась на заднем сиденье. Джуд нашел в ней один рулон бинта, булавки и несколько обезбаливающих таблеток в плотных упаковках. Сначала он взялся за таблетки. Он разрывал упаковки зубами и глотал одну таблетку за другой, не запивая. Он съел все шесть штук, но этого не хватило. Свою руку он по-прежнему чувствовал как раскаленный кусок металла, который неторопливо, но методично плющили молотом.
Зато боль помогала справиться с сонливостью. Она был якорем для его сознания, веревочкой, соединяющей с миром реального с шоссе, с проносящимися мимо дорожными знаками, с гудением кондиционера.
Джуд не представлял, долго ли сумеет сохранить ясность мысли, и хотел поскорее объяснить Мэрибет, что надо делать. Он говорил сквозь стиснутые зубы, прерываясь и наматывая на искалеченную руку бинты, виток за витком.
– Ферма отца находится почти у самой границы штата, в Мурс-Корнере. Туда мы доберемся часа через три. За три часа я не потеряю столько крови, чтобы умереть. Он болен, не приходит в сознание. При нем старуха – моя тетка. Она фельдшер, кажется. Она смотрит за ним. Получает за это деньги. В доме есть морфин для него. И собаки. Его собаки. По-моему, у него… О, черт. О. Черт. Две собаки. Пастушьи овчарки, как мои. Здоровые твари.
Когда бинт закончился, он закрепил края булавками. Ногами стянул с себя сапоги и носки. Один носок, как варежку, натянул на кисть правой руки, второй обернул вокруг запястья и затянул достаточно туго, чтобы замедлить кровообращение, но не перекрыть его совсем. Разглядывая получившуюся тряпичную куклу, он прикидывал, можно ли брать аккорды без указательного пальца. Или проще опять поменять руки и брать аккорды левой, как в детстве? При этой мысли он снова рассмеялся.
– Прекрати, – сказала Мэрибет.
Джуд сжал зубы и заставил себя остановиться. Он и сам понимал, что смех выходит не веселый, а истерический.
– Как ты думаешь, она не сообщит в полицию, эта твоя тетка? Она не захочет позвать к тебе доктора?
– Не захочет.
– Почему?
– Мы ей не разрешим.
После этих слов Мэрибет долго молчала. Она вела «мустанг» ровно, автоматически объезжала попутные машины по левой полосе, затем снова вставала в правый ряд, поддерживая скорость семьдесят миль в час. Руль она держала белой и сморщенной левой рукой. Правой рукой она больше не могла ничего делать.
Наконец Мэрибет произнесла:
– Как ты думаешь, чем все это кончится?
У Джуда не было ответа. Вместо него ответил Ангус – тихим жалобным стоном.
Джуд старался оглядываться назад и проверять, не гонится ли за ними полиция, не преследует ли их Крэддок, но, во второй половине дня он прислонился головой к окну и прикрыл на миг глаза. Его гипнотизировало шуршание шин по асфальту: фамп-фамп-фамп. Кондиционер, раньше никогда не шумевший, время от времени начинал звучать как трещотка. Эти циклические перемены тоже производили гипнотический эффект: яростная вибрация вентилятора – тишина, вибрация – тишина.
