— Не думаю, что это хорошая идея.
— Может, и нет, — согласился Клай, — но именно этого они ждут. И знаешь, что я тебе скажу? Если бы они хотели нас убить, мы бы уже умерли.
— Он скорее всего прав, — едва слышно прошептал Джордан.
Клай открыл дверь. В Читэм-Лодж было длинное крыльцо с удобной плетеной мебелью. С крыльца открывался приятный вид на Академический склон, спускающийся к Академической авеню. Оно словно предназначалось для того, чтобы посидеть на нем во второй половине солнечного осеннего дня. Но в этот момент Клаю было не до окружающих красот. У подножия лестницы клином стояли мобилопсихи. Один — острие клина, потом двое, трое, четверо, пятеро, шестеро. Всего двадцать один. И первым — тот самый Порватый из сна Клая, «спрыгнувший» с рисунка на бумаге в реальную жизнь. Белые буквы на груди его красного потрепанного «кенгуру» действительно образовывали слово «ГАРВАРД». Вырванный кусок левой щеки вернули на место и пришили к крылу носа двумя грубыми стежками, которые проделали дыры в черной коже. Другие дыры оставались от третьего и четвертого стежков, которые успели разойтись. Клай подумал, что вместо нитки использовалась рыбацкая леска. Отвисшая губа открывала зубы, которые выглядели так, словно ими не так уж и давно занимался хороший ортодонт, правда, тогда мир был куда более мирным местом.
Перед дверью на коврике и по обе стороны он него лежала груда черных бесформенных предметов. Она могла олицетворять представления об искусстве какого-нибудь полубезумного скульптора. Но Клаю потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что он смотрит на расплавившиеся остатки геттобластеров, которые стояли по периметру футбольного поля.
И тут Алиса закричала. Несколько обгоревших бумбоксов свалилось с кучи, когда Клай открывал дверь, и вместе с ними свалилась еще одна вещица, которая, похоже, лежала на самой вершине. Алиса выступила вперед, прежде чем Клай успел ее остановить, выронила один из автоматических пистолетов и схватила ту самую вещицу. Крошечную кроссовку. Схватила, подняла, устроила между грудей.
Клай смотрел мимо нее, на Тома, Том смотрел на него. Оба не были телепатами, но в тот момент прекрасно обходились без слов. «Что теперь?» — спрашивали глаза Тома.
Клай повернулся к Порватому. Задался вопросом, а можно ли почувствовать, что кто-то читает твои мысли, и читают ли его в эту самую секунду. Он протянул руки к Порватому. Одна по-прежнему сжимала рукоятку револьвера, но ни Порватый, ни кто-либо из стоящих в клине не ощущали угрозы. Клай развернул руки ладонями вверх, как бы спрашивая: «Что вы хотите?»
Порватый улыбнулся. Веселье в его улыбке отсутствовало напрочь. Клай подумал, что видит злость в темно-карих глазах, но решил, что злость эта только на поверхности. Внутри ничего не было. И улыбка являла собой улыбку куклы.
Порватый склонил голову и поднял палец: «Подожди». И тут же снизу, с Академической авеню, словно по сигналу, донеслись вопли. Вопли людей, гибнущих в муках. И вопли эти сопровождали торжествующие крики хищников. Правда, раздавались они реже.
— Что вы делаете? — вскричала Алиса. Выступила вперед, пальцы одной руки конвульсивно сжимались и разжимались, обхватив кроссовку. Вены на руках выступили так сильно, что превратились в темные линии, нанесенные на кожу. — Что вы делаете с людьми, которые там, внизу?
«Как будто не ясно, — подумал Клай, — что с ними делают».
Алиса подняла вторую руку, с пистолетом. Том схватился за нее и отобрал пистолет, прежде чем она успела нажать на спусковой крючок. Алиса повернулась к нему, цапнула ногтями свободной руки.
— Отдай его мне, или ты не слышишь этих криков? Ты их не слышишь?
Клай оттащил ее от Тома. Джордан смотрел на них широко раскрытыми, полными ужаса глазами, а Порватый стоял в острие клина, улыбался, под улыбкой этой скрывалась ярость, а под яростью… насколько мог судить Клай, под яростью не было ничего. Абсолютно ничего.
— Он все равно на предохранителе, — сказал Том, после того как глянул на пистолет. — Возблагодарим Бога за маленькие радости, — повернулся к Алисе. — Ты хочешь, чтобы нас всех убили?
— Ты думаешь, они позволят нам уйти? — Она кричала так громко, что слова удавалось разобрать с трудом. Под обеими ноздрями на тонких «ниточках» повисли шарики соплей. Снизу, с улицы, обсаженной деревьями, которая тянулась мимо Гейтенской академии, продолжали доноситься вопли. Какая-то женщина крикнула: «Нет, пожалуйста, нет», а потом ее слова потонули в вопле боли.
— Не знаю, что они собираются сделать с нами, — голосу Тома недоставало спокойствия, — но не убьют, это точно. Иначе ничего этого не было бы. Посмотри на него, Алиса… происходящее сейчас внизу устроено специально для нас.
До них донеслось несколько выстрелов: люди пытались защититься, но звучали выстрелы редко. В основном они слышали крики изумления и боли, поднимающиеся над жилыми кварталами, которые примыкали к Гейтенской академии, где сожгли стадо. Крики эти слышались не дольше десяти минут, но иногда, думал Клай, время действительно становилось понятием относительным.
Так что минуты эти растянулись на часы.
Когда крики и вопли наконец-то смолкли, Алиса, поникнув головой, тихонько стояла между Томом и Клаем. Оба автоматических пистолета она положила на столик в холле, у входной двери, предназначавшийся для брифкейсов и шляп. Джордан держал ее за руку, во все глаза глядя на Порватого и ему подобных, застывших у лестницы на крыльцо. Пока мальчик не заметил отсутствия директора. Клай знал, что произойдет это в самом скором времени, а потом их ждала очередная жуткая сцена этого ужасного дня.
Порватый выступил вперед и отвесил небольшой поклон, чуть разведя руки, словно говоря: «К вашим услугам». Потом поднял голову и протянул руку к Академическому склону и улице за ним. При этом смотрел на маленькую группу людей у открытой двери, за скульптурой из расплавившихся и обгоревших бумбоксов. Для Клая его послание не составило тайны. «Дорога ваша. Уходите».
— Может, мы и уйдем, — ответил он. — А пока давай проясним один момент. Я уверен, вы можете нас убить, если возникнет такое желание, народу у вас для этого хватит, но учти, что завтра руководить всем этим будет кто-то другой. Потому что я лично позабочусь о том, чтобы ты остался здесь навсегда.
Порватый поднял руки к щекам, глаза у него округлились: «Кто бы мог подумать!» Лица остальных оставались бесстрастными, как у роботов. Клай еще несколько мгновений смотрел на Порватого, потом мягко закрыл дверь.
