Вот это да! Резная дубовая дверь, представшая передо мной, была открыта, а за ней я увидела настоящий зал, освещенный огромной хрустальной люстрой, в которой вместо лампочек горело множество свечей. А зал был полон гостями, которые расселись на многочисленных диванчиках, кушетках, креслах… Странно, здесь не было длинных столов, рассчитанных на такие пиршества, вместо этого около диванчиков и кушеток стояли маленькие столики с какими-то угощениями.
Тут я поняла, что прятаться за дверью мне больше не нужно – несколько человек с интересом смотрели на меня. Ну что ж, войду.
На мое появление не прореагировали. Посмотрели с любопытством, но никто не сказал ни слова. В зале оказалось не так уж много народа – десятка четыре, а то и меньше. Я сразу заметила в углу стайку девчонок, которые настороженно оглядывали зал. Это и есть ученицы, надо полагать, о приеме которых висит объявление на калитке ведьмы и которые в большинстве пойдут в расход. О, а вон и толстуха, которая вчера заперла меня в кладовке – сидит за столом и смотрит неприязненно. А рядом девица, ударившая меня по голове. Они очень похожи, надо полагать, это мать и дочь. Когда они увидели меня, в глазах обеих вспыхнула злоба, тем не менее их лица расплылись в лживых улыбочках. Им велено быть дружелюбными, что ли?
Что ж, тогда и я буду дружелюбной. Я улыбнулась мамаше с самым доброжелательным видом, потом с таким же видом повернулась к «ядерной войне», кивнула ей и хихикнула. Она побагровела, но сказать ничего не решилась. А я стащила у них со столика колечко ананаса, при этом накапав сиропом на скатерть, и поспешила удалиться.
В углу напротив чинно развалились в креслах несколько мужчин, которых я сразу же мысленно окрестила «злыми дядьками». Дело в том, что мама в детстве пугала меня злыми дядьками, которые воруют детей, слоняющихся в одиночку неизвестно где или открывающих дверь в квартиру кому попало. Примерно такими я их себе и представляла – большими, бородатыми, с недобрыми грубыми лицами. В этих лицах было что-то сходное – возможно, это и есть братья Силуяновы, и одного из них я при другом раскладе звала бы папой. Впрочем, ни один из компании не вызвал у меня ни малейшей симпатии, и я предпочла к ним не приближаться.
Бочком, крадучись, я перебралась в другой конец зала и с удивлением отметила, что некоторые гости мне знакомы. Да, точно – вон там сидит моя соседка из дома напротив. Она всегда носила дорогие вещи, золото, а когда я с ней здоровалась, она в ответ лишь кивала, и в этом движении сквозило презрение. Но однажды я перестала с ней здороваться. Это произошло после того, как у нас во дворе ощенилась бродячая собака, а эта соседка вызвала живодеров, чтобы «не плодилась тут погань бездомная». Собачье семейство спасла моя мама, объединившись с тетей Ксеней и еще несколькими соседями, и тогда я впервые услышала, что у этой особы «нет ни души, ни сердца». Теперь я вспоминала рассказ бабы Ани и понимала, что эти слова ближе к правде, чем я думала.
У ног увешанной золотом соседки на табуреточке пристроился ее племянник – толстый бестолковый мальчишка лет пятнадцати, который часто и подолгу гостил у нее. Он что, тоже приехал проходить обряд, что ли?
Ух ты, а вон там с важным видом восседает директриса школы, где я училась в младших классах. Помню, ее боялись все – школьники, родители, учителя и даже члены районо. В школе царило какое-то крепостное право, и я была просто счастлива полтора года назад перебраться в другой район и сменить школу. А директриса ничуть не изменилась – все таким же надменным тоном она разговаривала с молодой учительницей, которая время от времени робко ей кивала.
Оглядевшись, я увидела еще несколько знакомых лиц, общаться с которыми не было никакого желания… Так, а вот это уже интересно. На диванчике недалеко от меня сидела красивая жгучая брюнетка, возрастом слегка за тридцать. Костюм, макияж, прическа – все в ней было изысканным, чувствовался прекрасный вкус.
Я никогда не была знакома с этой женщиной, но узнала ее почти сразу. Неведомая мне Светлана С. из заброшенного дома была замечательной художницей, и свой автопортрет изобразила так, что я не смогла ее не узнать.
Да, несмотря на прошедшие годы, я легко узнала в этой черноволосой красавице девушку с карандашного рисунка. Правда, робкий и простоватый молодой человек рядом с ней ничуть не напоминал ее ненаглядного Сережку.
А может, все же не она?
Я набралась наглости, подошла и спросила:
– Светлана?
Она улыбнулась мне по-настоящему дружелюбно:
– Да, это я, а с кем имею честь?
– Меня зовут Ника…
– О, так это в твою честь пиршество? Присаживайся, что ты стоишь! Эй, Сашка, подвинься…
Молодой человек безропотно уступил мне место, перебравшись на стул.
– Ну как настроеньице перед обрядом? – заговорщически шепнула Светлана.
– Я не собираюсь проходить никаких обрядов!
– А, понимаю, все вы поначалу то трусите, то упрямитесь. Ну да не бойся, ты же член семьи, так что в любом случае твоей гибели не допустят.
– Гибели?
– Ну да, – пожала плечами Светлана. – Наверное, тебе обряд облегчат по возможности, жертву дадут смирную… Слушай, а как ты меня узнала, мы же вроде не знакомы?
Я улыбнулась и процитировала:
– Дорогому, несравненному Сережке – я сама собственной персоной, автопортрет Светланы С., тысяча девятьсот девяносто восьмой год.
Я думала, она сразу не вспомнит события такой давности, однако художница моментально все поняла:
– Вот это да! Ты побывала на заброшенной даче? Признаюсь, я тоже там порой бываю, вот и вчера заглядывала. Ностальгия, знаешь ли. Порой нет-нет да и вспомню Сережку.
– А… вы расстались? – рискнула я задать вопрос. – Или с ним что-то случилось?
– Слабаком Сергей оказался, – ответила она холодно.
– Я видела ваши рисунки – очень красивые – и сделала вывод, что вы тогда приехали на эту дачу отдыхать, компания из десяти человек. А можно поинтересоваться… что тогда случилось на даче? Отчего она заброшена?
Теперь улыбка Светланы была ледяной:
– Да, мы приехали отдыхать. И надо же было такому случиться, что наш приезд совпал как раз с праздником, когда все здешние трусливые людишки прятались по домам. А мы по незнанию решили погулять по лесу, загулялись до темноты… и столкнулись.
– С кем? – Я втянула голову в плечи.
– Скажем так, с хозяевами этих мест. Они тогда тоже, хм, вышли погулять. Они могли бы нас убить на месте, но по доброте своей предложили нам выбор – пройти обряд или погибнуть. Мы тогда тоже встали в позу – никогда, ни за что! А когда это началось, то сразу по-другому заговорили… В общем, обряд прошли трое, а остальные погибли или как-то спаслись – этого я не знаю, я их с тех пор больше никогда не видела. Знаю только, что Сережка… В общем, это тебя не касается. Но я рада, – она надменно вскинула голову, – я рада, что мне выпала такая честь. Ну, кем я была прежде? В художественное училище меня не приняли, училась на бухгалтера – фу, как вспомню! И что меня ждало – серенькая жизнь и убогая зарплата? А теперь мои картины оценены по достоинству, даже, можно сказать, вошли в моду, за них хорошо платят, а меня в высоких кругах знают и уважают!
