Клэр хотела сказать, что она ошибается, что это не так, но она достаточно прочитала книг по истории и знала об обидах и страхах, что люди хранили в своих сердцах, чтобы понять, что Амелия, возможно, права.
— Отпустите ее, — сказала Клэр. — И люди увидят, что вы не боитесь быть частью этого города и готовы выслушать их. Поверьте мне. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы это все взорвалось, как и вы, но так это и будет. Если миссис Рэмос исчезнет, люди не остановятся. Вампиры будут убивать людей, люди — вампиров, и рано или поздно мы все умрем или вы будете обнаружены.
— Я не могу отпустить ее. Это не вариант. — Но Амелия, казалось, обдумывала что-то, и вдруг она отдернула руку, высвободившись из хватки Оливера, открыла дверцу лимузина и вышла на солнце.
В отличие от других вампиров, она даже не пыталась прикрыть себя; она достаточно стара, чтобы солнце не сделало ей больше, чем болезненный, но мягкий ожог. Увидеть ее при дневном свете было поразительно. Она была в белом шелковом костюме, умело сшитом, а ее небольшой рост был восполнен белыми туфлями на высоком каблуке. Ее бледно-золотистые волосы, уложенные в виде короны, были почти того же оттенка. Единственным колоритом на ней было кроваво-красное рубиновое ожерелье и соответствующие кольцо, и когда она пошла в сторону толпы, она каждым дюймом выглядела королевой.
Оливер открыл дверь, схватил Клэр за руку и прижал спиной к кирпичной стене.
— Глупая девченка, — произнес он и побежал за Амелией. Она не быстро шла, но он не сразу добрался до нее.
Амелия достигла толпы быстрее него, и люди разошлись перед ней, как дым перед сильным ветром. Вампиры на сцене сделали паузу, внезапно узнав о ее присутствии, в тишине, охваченной хаосом, Клэр предполагала, что она могла почти услышать стук каблуков Амелии, поскольку она продвинула портативную лестницу к сцене.
Оливер взобрался следом за ней с бесстрастным выражением лица, но она видела гнев и разочарование в его языке тела. Но он опоздал, чтобы остановить то, что она собиралась сделать.
— Освободите женщину, — сказала Амелия двум вампирам, держащим Флору. Они немедленно отпустили и отступили со склоненными головами. Амелия встала прямо перед ней. — Вы ранены?
Флора покачала головой.
— Тогда вы можете покинуть это место, если хотите. Или вы можете остаться здесь, на этой сцене, и принять очень трудную и неблагодарную работу мэра, положение, на которое, я верю, вы подходите.
Это было явно не тем, что ожидала Флора. Как и ее сторонники. Начал подниматься растерянный лепет, и Клэр трусцой побежала обратно, чтобы расслышать все через это смятение. Микрофоны были выключены, так что только несколько первых рядов могли слышать, что происходит.
— Я не подхожу, — сказала Флора. — Капитан Откровенный — тот, кого хотят люди.
— И они не выберут Капитана Откровенного, — ответила Амелия с полнейшим спокойствием. — Никто не выберет человека слишком трусливого, чтобы показать свое лицо. Вы, миссис Рэмос, обладаете достаточной смелостью. И поэтому вы мой кандидат. Что вы скажете? У нас здесь достаточно жителей, чтобы избрать вас сегодня простым голосованием. Да или нет?
— Я не могу…. - это не был отказ, впрочем, это было смущенным и неохотным возражением. — Я не политик.
— Как и Капитан Откровенный, иначе он не убежал бы при первых признаках неприятностей, — сказала Амелия холодно, и от нескольких в толпе послышалось хихиканье. — Я пришла, чтобы стоять перед народом Морганвилля как Основатель. Бесстрашно. Может ли он сказать то же самое? Вы стоите перед ними. И я говорю, что вы будете поддерживать их доверие. Я предлагаю вам почетную службу. Вы согласны?
Клэр не услышала ответа, потому что шум, поднятый толпой, стал оглушительным.
Но и никто, на самом деле, не собирался отказываться.
Амелия переиграла Капитана Откровенного и Оливера, и она восстановила равновесие в Морганвилле, по крайней мере временно — на тридцать секунд.
Клэр с удивлением потрясла своей головой и пошла домой, чтобы сказать Шейну, что их старания были напрасны — Моника выбыла из голосования.
Он будет так разочарован.
Но Клэр была не первой, кто принес новости в Стеклянный дом, несмотря на то, что она сбежала из мэрии. Ева ответила после первого гудка:
— Ты на бунте?
— Это не совсем бунт. Скорее, собрание.
— А подземелье говорит, что бунт. Они избивают людей с плакатами? А баллончики с перцем использовали? Подробности!
— Это не то, что я видела, — ответила она. — Я действительно думала, что у меня есть поразительные новости, но ты меня опередила.
— Не так уж и сильно опередила, сладкая моя. Это правда, что они почти выбрали Флору Рэмос? Боже, как бы я этого хотела. Это бы разрушило все достижения Амелии. Я имею ввиду, Флора Рэмос — все знают о ее детях…
— Они не выбрали ее, — сказала Клэр и произнесла быстро, чтобы не дать ей обновить веб-страницу. — Амелия сама выбрала ее мэром.
— Что? Разве это честно? Ничего себе, Моника будет в гневе, ведь она даже не получила шанса, чтобы должным образом проиграть… На самом деле, это успех.
— Она не получила бы и большую часть голосов. Потому что там была половина города, которая дышит. И они не несли ни одного бюллетеня с ее именем. Все они голосовали за Капитана Откровенного.
Послышался шорох с конца комнаты, а затем спорящие голоса.
— Эй! — Ева снова говорила с ней. — Черта с два, Шейн, подождешь. Я с ней первая заговорила… О, ну ладно. Шейн говорит, что он хорошо потрудился над этими плакатами, и что они намного лучше, чем плакаты Капитана Откровенного.
Ева прикрыла динамик, но Клэр все равно услышала их приглушенный разговор.
— Да ну? Ты пытался отнять у меня телефон, чтобы сказать это? Вот неудачник! — Ответ Шейна был нечетким, но, наверняка, он обиделся. Ева проигнорировала его. — Так что ты там говорила, Клэр?
— Независимо от того, насколько хорошими они были, их все равно уже сорвали или…
— Или? Клэр? Аллллoooooooo?
— Надо идти, — сказала Клэр поспешно и повесила трубку, потому что впереди на обочине был припаркован красный кабриолет Моники, и она стояла там, глядя на один из плакатов с ней, который еще не был сорван. Клэр могла видеть пустое выражение на ее лице, отчего ей стало любопытно, и она поспешила встать под углом, чтобы видеть плакат.
Она прикрыла рот рукой от ужаса, потому что кто-то хорошенько потрудился над плакатом Моники — и не один человек, надпись походила на граффити. Одна из надписей гласила "Сучка, гори в Аду!" — пожалуй, это была самая приятная надпись из всех. Большинство из рисунков и надписей были порнографического характера.
