class="p1">— Моя жизнь одинока, и я всегда был так занят своими делами, что у меня оставалось очень мало времени для дружбы; но с тех пор как мой друг Джон Сьюард вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, что теперь я больше, чем когда-либо, чувствую свое одиночество, все усиливающееся с годами. Уверяю вас в своей бесконечной преданности, благодарю вас за то, что вы доказали мне существование милых женщин, которые услаждают жизнь и жизнь и вера которых служат хорошим примером для детей. Я рад, очень рад, что могу быть вам полезным. Болезнь вашего мужа, наверное, находится в области моих познаний. Обещаю вам сделать все, что в моих силах, чтобы он был здоров и мужествен и чтобы ваша жизнь была счастлива. А теперь съешьте что-нибудь. Вы слишком измучены и слишком взволнованы. Джонатану тяжело будет видеть вас такой бледной, вы должны пожалеть его, поэтому вы должны есть и смеяться. Вы все уже рассказали мне о Люси, и больше не будем говорить об этом, а то все это уж слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как хочу обдумать все то, что вы мне говорили, а затем, если позволите, задать вам еще несколько вопросов. Тогда вы расскажете мне все о болезни Джонатана, а сейчас вы должны поесть. Потом все расскажете.
После завтрака мы вернулись в гостиную, и он сказал:
— А теперь расскажите мне все о нем.
Вначале я боялась, что этот ученый примет меня за дурочку, а Джонатана за сумасшедшего — ведь его дневник такой странный, — и я не решалась начать. Но он был очень любезен, обещал мне помочь, я поверила ему и начала свое повествование:
— Мой рассказ будет очень странным, но вы не должны смеяться ни надо мною, ни над моим мужем. Со вчерашнего дня меня охватило какое-то сомнение, но вы должны быть серьезны и не считать меня дурочкой из-за того, что я смогла поверить некоторым странным вещам.
— О, моя дорогая, — ответил он, — если б вы только знали, из-за каких странных явлений я здесь, то сами рассмеялись бы. Я научился уважать чужие убеждения, каковы бы они ни были. У меня широкие взгляды, и изменить это может лишь нечто из ряда вон выходящее.
— Благодарю вас, бесконечно благодарю вас! Вы облегчили мою душу. Если позволите, я дам вам прочесть одну тетрадь. Она очень длинная, но я переписала ее на пишущей машинке. Это копия заграничного дневника Джонатана; там описано все то, что с ним произошло. Я не решусь вам ничего о ней сказать, пока вы сами не прочтете ее. Затем, когда я снова вас увижу, быть может, вы будете так любезны и скажете мне, что вы думаете по этому поводу.
— Обещаю, — сказал он, когда я протягивала тетрадь. — Я зайду, если позволите, к вам завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.
— Джонатан будет дома в половине одиннадцатого, приходите к завтраку — и тогда увидите его; вы можете успеть на скорый в 3.34 и будете в Паддингтоне раньше восьми.
Он взял с собой бумаги и ушел, а я сижу здесь и думаю — думаю, сама не знаю о чем.
ПИСЬМО ВАН ХЕЛСИНГА МИССИС ХАРКЕР
(Лично в руки)
«25 СЕНТЯБРЯ, 6 ЧАСОВ.
Дорогая мадам Мина!
Я прочел удивительный дневник вашего мужа.
Можете спать спокойно! Как это ни страшно и ни ужасно, но все это правда! Ручаюсь своей головой! Может быть, другим от этого хуже, но для вас и для него во всем этом нет ничего страшного. Ваш муж — очень смелый человек, и, смею вас уверить — я хорошо знаю людей, — тот, кто может спуститься по стене, как он это проделал, да еще найти в себе мужество вторично проделать то же самое, — у того потрясение не может быть продолжительным. Мозг и сердце его здоровы, за это я ручаюсь, даже его не обследуя, а потому будьте спокойны. Мне придется о многом его расспросить. Я буду рад сегодня повидаться с вами, ибо я только что узнал так много нового, что положительно озадачен, озадачен более, чем когда-либо.
Преданный вам
АБРАХАМ ВАН ХЕЛСИНГ».
ПИСЬМО МИССИС ХАРКЕР ВАН ХЕЛСИНГУ
«25 СЕНТЯБРЯ, 6.30 ВЕЧ.
Милый д-р Ван Хелсинг!
Бесконечно благодарна вам за ваше любезное письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели это правда и такие ужасные вещи происходят на самом деле; какой ужас, если этот господин, это чудовище, действительно в Лондоне! Мне страшно даже подумать! Я только что получила телеграмму от Джонатана, он выезжает сегодня вечером в 6.25 из Лаунсестона и будет здесь в 10.18, так что сегодня вечером я уже не буду волноваться. Поэтому прошу вас пожаловать на завтрак к восьми часам, если это не слишком рано для вас; при желании вы можете уехать в 10.30, и тогда будете в Паддингтоне в 2.35.
Ваш преданный и благодарный друг
МИНА ХАРКЕР».
ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА
26 СЕНТЯБРЯ. Я надеялся, что мне больше нечего будет вносить в этот дневник, но ошибся.
Когда я вчера вернулся домой, у Мины был уже приготовлен ужин; после ужина она рассказала мне о визите Ван Хелсинга, о том, что она дала ему оба дневника, и о том, как она за меня беспокоилась.
Она показала мне письмо доктора, в котором он говорил, что все это правда. Это меня сразу поставило на ноги. Я сомневался в реальности всего этого, что меня и убивало. Но теперь, когда я знаю наверняка, я ничего не боюсь, даже самого графа. Он, как видно, все же решился приехать в Лондон, и тот, кого я видел, был, несомненно, он. Он помолодел. Ван Хелсингу суждено сорвать с него маску и разыскать его, если только он то, что говорит Мина. Мы поздно сидели и беседовали об этом. Мина одевается, а я сейчас отправлюсь в гостиницу за Ван Хелсингом.
Мне кажется, что он удивился, увидев меня. Когда я вошел в его комнату и представился, он взял меня за плечо и, повернув к свету, сказал, предварительно разглядев меня хорошенько:
— Но ведь мадам Мина говорила, что вы больны, что у вас было потрясение.
Мне было странно слышать, как этот добрый, серьезный старик называет мою жену мадам Миной. Я улыбнулся и ответил:
— Я был болен, у меня было потрясение, но вы меня вылечили.
— Каким образом?
— Я прочел ваше вчерашнее письмо к Мине. Я мучился в сомнениях, все казалось
