РУБИНЫ (6) РУПИЙ 1 115 000
САПФИРЫ (4) РУПИЙ 762 000
ОПАЛЫ (4) РУПИЙ 136 000
АМЕТИСТЫ (2) РУПИЙ 742 000
ТУРМАЛИНЫ (5) РУПИЙ 380 000
С ЦЕЛЬЮ ПОЛУЧЕНИЯ ДАЛЬНЕЙШИХ ПОДРОБНОСТЕЙ ОБРАЩАТЬСЯ К СИНГХУ (ЯШВАН ПОЛИЦ. УПР. КАЛЬКУТТЫ 26774). КОНЕЦ РАПОРТА».
Калькутта убила меня.
Кабита Синха
Калькутта не спешила отпускать своих пленников. Город еще два дня продержал нас в цепких зловонных объятиях.
Мы с Амритой не хотели оставлять Викторию одну. Даже во время полицейского вскрытия и приготовлений к похоронам мы находились в соседних помещениях.
Сингх сказал, что нам придется пробыть в Калькутте еще несколько недель, пока не закончится слушание дела. Я ответил категорическим отказом.. Свои показания мы дали усталому стенографисту.
Прибыл чиновник из американского посольства в Дели. Это был услужливый, похожий на кролика человечек по имени Дон Уорден. Его политика по отношению к не желавшим помочь индийским бюрократам заключалась в том, что он беспрестанно перед ними извинялся и все время объяснял нам, насколько мы осложнили дело своим настойчивым требованием как можно быстрее доставить домой тело ребенка.
В субботу мы поехали в аэропорт в последний раз. Уорден, Амрита и я втиснулись на заднее сиденье взятого напрокат старенького «шевроле». Шел сильный дождь, и в салоне закрытого автомобиля было очень душно и влажно. Я не замечал этого. Я смотрел только на белый санитарный фургончик, за которым мы ехали. На нем не стали включать мигалку, чтобы миновать густой поток машин. Торопиться было некуда.
В аэропорту случилась последняя заминка. Вместе с Уорденом к нам вышел служащий аэропорта. Они оба качали головами.
– В чем дело? – спросил я.
Индиец пригладил свою затертую белую рубашку и выпалил раздраженным тоном несколько фраз на хинди.
– Ну что еще? – снова спросил я.
Амрита перевела. Она была настолько измотана, что не поднимала головы, а голос ее был еле слышен:
– Он говорит, что гроб, за который мы заплатили, нельзя грузить в самолет. Металлический гроб авиакомпании здесь есть, но необходимые бумаги для перевозки… тела… не подписаны ответственными за это официальными лицами. Он говорит, что в понедельник мы можем поехать в муниципалитет, чтобы получить соответствующие документы.
Я выпрямился.
– Что скажете, Уорден? Посольский пожал плечами.
– Мы должны уважать их законы и культурные традиции,– ответил он.– И вообще, я с самого начала считал, что все было бы гораздо проще, если бы вы согласились кремировать тело здесь, в Индии.
Кали – богиня всех мест сожжения.
– Пройдемте сюда,– сказал я.
Я поманил их обоих к двери, ведущей в помещение рядом с той комнатой, где лежало тело Виктории. У индийского чиновника вид был скучающий и нетерпеливый. Взяв Уордена за руку, я отвел его в угол.
– Мистер Уорден,– спокойно сказал я.– Я собираюсь пройти в соседнюю комнату и переложить тело моей дочери в гроб. Если вы войдете в ту комнату или хоть как-то помешаете мне, я вас убью. Вы меня поняли?
Уорден моргнул несколько раз и кивнул. Затем я подошел к чиновнику и объяснил ему то же самое. Я говорил очень спокойно, слегка касаясь пальцами его груди, но он заглянул в мои глаза и, судя по всему, увидел там нечто, заставившее его хранить молчание и не позволившее двинуться с места, когда я закончил свою речь и прошел через вращающуюся дверь в слабо освещенную комнату, где ждала Виктория.
В длинном помещении было почти пусто, если не считать нескольких груд коробок и невостребованного багажа. В конце на стойке рядом с транспортером стоял уже открытый стальной гроб, принадлежавший авиакомпании. У противоположной стены на скамейке рядом с погрузочной платформой поставили серый гробик, купленный нами в Калькутте. Я подошел и, не раздумывая, открыл его.
В ту ночь, когда Виктория появилась на свет, мне пришлось участвовать в ритуале, ставшем причиной моих волнений и переживаний нескольких предшествовавших недель. Я знал, что в эксетерской больнице свежеиспеченным отцам позволяли отнести новорожденных из родильной палаты в расположенный по соседству процедурный кабинет, где ребенка обязательно взвешивали и обмеряли, прежде чем вернуть матери в реабилитационную палату. Я очень тревожился по этому поводу. Я боялся уронить ребенка. Это было глупо, но даже после пережитого волнения и радостного возбуждения, связанных с рождением малышки, сердце у меня все равно учащенно билось, когда врач поднял ее от живота Амриты и спросил, не желаю ли я пронести свою маленькую доченьку по коридору. Я в ответ кивнул, улыбнулся и… испугался. Я вспоминаю, как положил головенку на ладонь, поднес маленькое, еще мокренькое тельце к груди и плечу и проделал путь в тридцать шагов от родильной до процедурного кабинета, чувствуя, что с каждым шагом во мне нарастают уверенность и радость. Казалось, будто Виктория помогает мне. Помню, как расплылся в глуповатой улыбке, когда вдруг окончательно осознал, что несу своего ребенка. Самое счастливое воспоминание в моей жизни.
На этот раз я не волновался. Я осторожно поднял мою доченьку, положил на ладонь ее головку, прижал ее к груди и плечу, как делал уже столько раз, и прошел путь в тридцать шагов, отделявших меня от выстланного белым шелком стального гроба авиакомпании.
Взлет откладывали несколько раз. Во время всего полуторачасового ожидания мы с Амритой сидели, держась за руки, а когда огромный «Боинг-747» начал наконец разгоняться по взлетной полосе, не смотрели в иллюминаторы. Все наши мысли были сосредоточены на небольшом гробике, за погрузкой которого мы наблюдали незадолго до этого. Мы не разговаривали, пока самолет набирал высоту. Мы не любовались облаками, окончательно закрывавшими панораму Калькутты. Мы забрали нашу девочку и летели домой…
Ясно, что откровение близко.
Уильям Батлер Йейтс
Похороны Виктории состоялись 26 июля 1977 года, во вторник, на небольшом католическом кладбище на холме, с видом на Эксетер.
Маленький белый гробик сиял в ярком солнечном свете. Я не смотрел на него. Во время недолгой службы я разглядывал пятно голубого неба прямо над головой отца Дарси. В промежутке между деревьями виднелась кирпичная башня одного из старинных зданий Академии. На фоне летнего неба покрутилась стайка голубей. Незадолго до окончания службы послышались детские голоса и смех, но внезапно утихли, когда дети увидели нашу группу. Мы с Амритой одновременно повернулись, чтобы проводить взглядом компанию ребятишек, которые изо всех сил крутили педали велосипедов, приближаясь к длинному пологому спуску в город.
