– Как это очаровательно с вашей стороны, Джеффри! – сказала она. – Какой вы поэт, чтобы придумать такое приветствие!
– Я бы хотел заслужить вашу похвалу, – ответил я, улыбаясь, – но поэт не я, а князь Риманец. Он хозяин и устроитель сегодняшнего праздника.
Опять краска залила ее щеки, и она протянула руку Лючио. Он поклонился и пожал ее, но не поцеловал, как поцеловал руку Мэвис Клер. Мы вошли в дом через гостиную и опять спустились в сад; лорд Эльтон громко расхваливал художественный вкус, с каким было убрано и украшено его прежнее жилище. Вскоре луг покрылся веселыми группами, и я вошел в свои обязанности хозяина; мне кланялись, льстили, я выслушивал комплименты, поздравления с наступающей женитьбой от этих лицемеров, которые чуть не отрывали мне руку в энтузиазме от моего богатства. Если бы я сделался вдруг бедным, то ни один из них не одолжил бы мне соверена.
Гости прибывали массами, и когда их образовалось около трехсот-четырехсот, раздались звуки восхитительной музыки, и появились процессии пажей; в красном с золотом, пара за парой неся подносы, заваленные букетами из редчайших цветов, которые они предлагали всем дамам.
Со всех сторон послышались восклицания восторга, восклицания довольно громкие и шумные, так как «высший круг» давно перестал культивировать мягкость голоса или утонченность акцента, и не раз вульгарное словцо срывалось с губ блистательных дам, имевших репутацию представительниц хорошего тона.
Спокойные манеры, сознание своего достоинства и элегантные осанки мало встречаются среди играющих на скачках герцогинь и увлекающихся картами графинь самой синей английской крови. Чем громче они говорят, чем больше они знают словечек из жаргона своих грумов и конюхов, тем больше они заслуживают одобрения. Я говорю, конечно, о новых отраслях аристократии. Еще осталось несколько настоящих «знатных дам», сохранивших до сих пор девиз «Noblesse oblige» [Происхождение обязывает (фр.)], – но их меньшинство, и молодое поколение зовет их или «старыми кошками», или «скучными куклами».
Многие из «культурной» толпы, кишащей теперь в моих садах, приехали из вульгарного любопытства, чтобы только посмотреть, как принимает человек с пятью миллионами фунтов стерлингов; другие жаждали, если возможно, узнать какие-либо новости о шансах Фосфора для выигрыша Дерби, о чем я умалчивал. Но большая часть публики бесцельно слонялась, оглядывая друг друга с завистью или с наглостью, едва замечая естественную прелесть садов и лесную декорацию вокруг них.
Никогда так не обнаруживается безмозглость современного общества, как на garden-party «Вечер в саду (англ.).», где неугомонные двуногие животные, одетые в панталоны и юбки, неопределенно двигаются взад и вперед, едва приостанавливаясь, чтоб учтиво или разумно поговорить друг с другом минут пять; большинство же из них нерешительно и неловко бродит между павильонами для прохладительных напитков и оркестром. У меня в доме они были лишены этого последнего пристанища, потому что музыканты были невидимы, хотя музыка гремела – чудесная дикая музыка, раздававшаяся то в одном конце парка, то в другом, но мало кто слушал ее внимательно. Однако все были единодушно счастливы, восторженно одобряя кушанья роскошного завтрака, сервированного в двадцати палатках. Мужчины ели, как будто бы они до тех пор никогда не ели, и с жадностью пили изысканные вина. Нельзя было себе представить, до чего может дойти человеческое обжорство, пока не узнаешь нескольких пэров и епископов и не проследишь, как эти сановники насыщаются ad libitum «Как им нравится (лат.).».
Вскоре общество так пополнилось, что я более не видел необходимости в утомительной обязанности «встречать»; поэтому я повел завтракать Сибиллу, решив посвятить себя ей на остаток дня. Она была в самом пленительном настроении духа; ее веселый смех мелодично звучал, как смех счастливого ребенка; она была даже благосклонна к Дайане Чесней, которая находилась в числе моих гостей и которая явно веселилась с тем жаром, который присущ хорошеньким американкам, смотрящим на флирт, как на игру в теннис. Зрелище было блестяще; светлые платья женщин составляли красивый контраст с красными ливреями бесчисленных слуг.
И постоянно сквозь волнующуюся праздничную толпу, от палатки к палатке, от стола к столу, от группы к группе переходил Лючио; его высокая, статная фигура и красивое лицо бросались в глаза, где бы он ни стоял; его могучий голос содрогал воздух, когда бы он ни говорил. Его непреодолимое влияние господствовало над всем обществом; он расшевеливал скучных, вдохновлял остроумных, подбадривал застенчивых и соединил все противоречивые элементы положения, характера и мнения в одну форму, которая бессознательно подчинялась его воле так же легко, как толпа подчиняется убеждениям оратора. Я не знал этого тогда, но я знаю теперь, что, говоря метафорически, «общество» лежало под его ногой, как распростертый человек; что льстецы, лжецы и лицемеры, представляющие себе благо только в виде богатства и роскоши, гнулись от его могущества, как тростник гнется от ветра, и что он делал с ними все, что только хотел, – как он и делал в этот самый день! Боже! Если б только знали ожиревшие, скалившие зубы, чувственные глупцы, какие ужасы окружали их, какие страшные привидения послушно ждали их! Какие страхи скрывались за наружным блеском тщеславия и гордости!
Но завеса была милостиво спущена, и только для меня она потом приподнялась.
По окончании завтрака веселые голоса, распевавшие сельскую хороводную песню, привлекли наевшуюся до отвала публику на луг позади дома, и крики восторга раздались, когда показалась May-pole; я сам присоединился к общему восхищению, так как я не ожидал увидеть нечто такое, поразительно красивое и живописное.
Мачта была окружена двойным кольцом маленьких детей – детей, столь красивых и изящных, что они казались крошечными эльфами из какого-нибудь волшебного леса. Мальчики были одеты охотниками в зеленых курточках и розовых шапочках на вьющихся волосах, девочки были все в белом с распущенными по плечам локонами и с венками из ландышей на головах. Как только появились гости, эти восхитительные маленькие создания начали свои танцы, каждый держа свисавшую с мачты гирлянду цветов или ленту и сплетя ее с другими в бесконечно красивых и фантастических узорах. Я смотрел, удивленный и очарованный, вместе с гостями, на изумительную легкость и свободу, с какой эти дети прыгали и бегали. Их крохотные ножки едва касались земли, их лица были так прелестны, их глаза так ясны, что положительно было наслаждением следить за ними.
Каждая исполненная ими фигура была эффектнее и сложнее предыдущей, и рукоплескания зрителей делались более и более восторженными, пока не наступил финал, когда маленькие зеленые охотники взобрались на мачту и, уцепившись там, забросали внизу стоявших девочек пучками роз, шарами буквицы, букетиками фиалок, цветами лютиков и клевера, которые они, в свою очередь, кидали со смехом в восхищенных гостей. Воздух сгустился от цветов, стал нежен от аромата и звучал песнями и смехом. Сибилла, стоявшая около меня, в экстазе всплеснула руками.
