Если бы Николай не отдавал себе отчета в том, где он находится, и кто может появиться поблизости в любой момент, он непременно рассмеялся бы сейчас. Интонация, с которой истерзанный грешник произнес свою последнюю фразу, живо напомнила о боевых бабульках из телешоу, посвященного проблемам ЖКХ.
– Понятно, – рука с пистолетом сдвинулась еще чуть ближе к кобуре. – Хотя, погоди-ка, любезный – как это может быть, чтоб грешники вот так запросто разгуливали по Преисподней без всякого надзора? Я, конечно, вам сочувствую, и все такое, но – вы разве не должны мучиться где-то в строго определенном месте?
– Должны, – кивнул страдалец. – Я, например, закреплен за пыточным блоком номер тринадцать. Тринадцать… Должно быть, это не к добру, хе-хе. Только мы не обязаны все время находиться в этих местах. Лишь в отведенные для мучений часы. А в другое время можно погулять, хоть и не везде, конечно. Недавно стало полегче – демоны сейчас готовят крупное вторжение на Землю и с гораздо меньшим рвением выполняют свои прямые обязанности.
"Вторжение на Землю! – полыхнуло в голове у Николая. – Нет, он, скорее всего, действительно не представляет опасности. Враг не стал бы с ходу такое выдавать".
– С недостаточным рвением пытают? Глядя на тебя, этого не скажешь, – иронично произнес Ветров.
– Это ты просто не видел, что раньше было, – отмахнулся грешник. – На мне реально живого места не оставалось. Кстати, меня зовут Илья, а тебя?
– Николай.
– О, так ты тоже из России! Всегда приятно встретить земляка, пусть даже и в таком месте, как это. В нашем пыточном блоке нет никого из России. Больше всего голландцев. Представь себе, они весьма комфортно себя здесь чувствуют – через одного садомазохисты. Но вот общаться мне с ними трудно. Как дела в матушке России? Какой там год сейчас?
– Две тысячи тринадцатый.
– Ого! Получается, всего четыре года прошло с моей физической смерти. А я-то думал, что их было все четыре тысячи. Хотя, это как раз и немудрено, когда тебя каждый день так мордуют.
– За что же ты сюда угодил? – быстро оглядевшись по сторонам, поинтересовался Николай.
– Это долгая история, – махнул окровавленной рукой Илья. – И я не думаю, что ты сможешь позволить себе сказать: "Я никуда не спешу".
– То есть, ты хочешь сказать, что я могу отсюда выбраться? – мигом смекнул Николай.
– Ну, в принципе, да – можешь, – пожал плечами Илья. – Поблизости как раз есть портал, которым совсем недавно пользовались демоны, чтобы устроить рейд на Землю. Если его магическая сила не ослабла, ты сможешь уйти. Правда, не гарантирую, что ты окажешься в том же месте, из которого попал сюда.
– Отлично! – Николай щелкнул пальцами. – Тогда, может быть, мы пойдем туда? А по дороге и расскажешь мне свою историю.
– Хорошо, – кивнул израненный. – Убраться отсюда действительно стоило бы. Они уже идут. Почуяли тебя.
– Значит, ты можешь почувствовать их присутствие, и даже приближение? – уточнил Ветров.
– Ну да. За время, проведенное в Аду, я многому научился.
– Как же мне повезло, что я тебя встретил, – улыбнулся Николай, пряча пистолет в кобуру.
– Должно быть, сам Господь послал меня тебе на помощь, – улыбнулся в ответ Илья. – Его воля имеет силу даже в Аду…
Через несколько минут Илья и Николай спускались вниз по узкой горной тропе. Как оказалось, горная гряда, на которой очутился Николай, попав в Ад, была не столь уж высокой. Ее скорее даже можно было назвать насыпью из камней и черепов, нежели полноценным массивом. Хотя, конечно, при взгляде со стороны она, наверное, производила весьма внушительное впечатление.
– Чьи это черепа? – спросил Николай у шедшего впереди Ильи.
– Наши, – откликнулся тот. – Грешников. Каждый череп символизирует одну душу, что мучается в Аду. При желании я, наверное, смогу даже разыскать среди них тот, что принадлежит мне. Только вот что-то нет такого желания. А пальцы… – Илья тяжело вздохнул, – они принадлежат некрещеным детям, которых жители Ада обманом заманили в свои сети и погубили.
– Значит, детей надо крестить, даже если сами родители – неверующие? – спросил воин Церкви.
– Да-да-да, – на мгновение остановившись и обернувшись, Илья несколько раз быстро кивнул. – Божья печать оградит дитя от загребущих лап демонов. А без нее они смогут заграбастать даже благочестивого ребенка.
– Ты обещал рассказать, как ты сам попал в Ад, – напомнил Николай. – Если, конечно, воспоминания об этом не причинят тебе боли, – тут же добавил он.
Илья прыснул в кулак.
– Да ты посмотри на меня! – воскликнул грешник. – Как по-твоему, что причиняет большую боль – когти бесов или разговоры о собственной порочности? Нет, раз уж я уже здесь, скрывать мне больше нечего. Я совершил грех. Мне самому он казался незначительным, но, как впоследствии выяснилось, он является одним из тягчайших и непростительных. Я часто поминал Господа всуе. Прикрывался Его именем, когда сам совершал дурные поступки. Прятался за напускным благочестием, чтобы отвести от себя любые подозрения. Мне хорошо это удавалось. В кругу своих друзей и знакомых я слыл очень порядочным, добрым, честным и благородным человеком – хотя на деле второго такого подлеца нужно было еще поискать. Но если людей можно обмануть, то высшие силы – никогда. Когда я умер – меня убил один из тех, кого я подлейшим образом обманул – то загремел прямехонько в Ад. Не было никакого суда с разбором совершенных мной добрых и злых поступков. Это, наверное, потому, что с такими негодяями, каким я был в своей земной жизни, и так все предельно ясно.
– То есть, время, проведенное здесь, сделало тебя другим человеком? – осведомился Николай.
– Ты шутишь?! – Илья даже похолодел. – Такие мучения даже императора Калигулу – кстати, я слышал, он уже очень давно здесь не появлялся – превратит в праведника. У меня давным-давно и в мыслях нет, чтоб совершать новые подлости. Я теперь прекрасно понимаю – нельзя желать другому того, чего не хотел бы для себя. Нельзя осуждать человека, если ты ничего о нем не знаешь, и тебе неясны мотивы его поступков. Нельзя мешать людям жить, нельзя ставить на их пути препятствия, если люди эти не замышляют ничего плохого. И уж тем более – ни в коем случае нельзя обличать кого-либо в чем-то, если этим ты и сам тайком занимаешься. Ведь наказание за все это может быть ужасным. Мне-то еще повезло, можно сказать. Меня всего лишь полосуют когтями, да лезвиями алебард. А вот есть тут у нас один Левка – я его, кстати, знал при жизни – так его каждый день швыряют в чан с голодными крысами! Правда, он даже после этого не собирается исправляться. Говорит, что и в следующем своем земном воплощении будет заниматься тем же самым. Говорит, что хочет наслаждаться вечно, любой ценой. Это значит, что он проведет в Аду долгих сто тысяч лет. Такой здесь установлен срок для неисправимых, закоренелых грешников.