— Смотрите! — крикнул Олег. — Там, впереди! Все прилипли к окнам. Впереди маячил свет, и уже можно было разглядеть те места, где они оказались, — долины, поросшие черной травой, шевелящейся, как щупальца спрута, уродливые нагромождения скал, даже реку, текущую расплавленным металлом… Заметно стало и то, что поезд мчится уже не по земле, а над ней.
Вместо привычных рельсов и шпал под колесами была странная конструкция, вроде монорельса, укрепленного на высоких опорах. И далеко впереди — город окруженный глубокими рвами, с тяжелыми стенами и раскаленными башнями. Из них все время вырывались языки пламени, и все вместе создавало ту адскую иллюминацию, что злосчастные путешественники заметили издалека.
— Кажется, почти приехали, — вымолвила Анна дрожащими губами. — Ой, что же теперь будет…
— Скоро узнаем, — хмуро ответил Олег.
И верно — поезд летел вперед, и расстояние неумолимо сокращалось с каждой минутой. Игорь крепко обнял Ольгу за плечи, как будто надеялся защитить, и она покорно затихла в кольце его рук. Анна посмотрела на них с завистью. Ужас, ненадолго отпустивший сердце, вновь сжал его в ледяных клещах.
— Если не хочешь ехать до конечной, надо раньше сойти, — наставительно произнес знакомый женский голос с хрипотцой у нее в голове. Анна даже разозлилась — хорошо ей рассуждать! Легко сказать — сойти раньше… Где — здесь, в этой проклятой пустыне? И потом — этот экспресс идет без остановок. И все же…
— А что, если остановить поезд? — выпалила она.
— На такой скорости? Мы разобьемся! — ответил Олег. Потом подумал и добавил: — Хотя, может, оно бы и к лучшему.
Сергей Николаевич почему-то вспомнил Михаила Осоргина — соседа по дому еще в Ленинграде. Бывший дворянин хорошего рода, бывший офицер, он потерял ногу еще на германской войне, а дом и имение в деревне — уже после революции. Веселый был человек — когда за ним пришли, он шутил и курил папироску… А потом взял и прыгнул в лестничный пролет пятого этажа, увлекая за собой бойца НКВД — одного из троих, что пришли его арестовывать. Знал ведь, что с его биографией и нелюбовью к советской власти в этом учреждении нечего рассчитывать на снисхождение.
Много позже были такие дни и ночи, когда Сергей Николаевич искренне завидовал ему. Иногда смерть — это и впрямь хороший способ избежать еще худшего исхода.
Ольга обняла Игоря за шею и нежно поцеловала в висок. Как жена…
— Нам теперь умирать не страшно, — тихо сказала она. Впервые в жизни местоимение «мы», произнесенное с новым смыслом, наполнило ее сердце щемящей нежностью. — А поезд-то как остановить? — спросила она.
— Стоп-кран! — закричал Олег. — Где-то здесь должен быть стоп-кран!
— В тамбуре. А туда не пройти — огонь, как в печке. — Игорь задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Он по-прежнему улыбался рассеянной и счастливой улыбкой. Потом поцеловал Ольгу и осторожно высвободился из ее объятий. — Ну, я пошел. Не поминайте лихом.
— Эй, ты куда? — Олег схватил его за рукав.
— Туда, — он кивнул, указывая на дверь, — может, еще не поздно. Отпусти. Ты вроде мужик нормальный, я не хочу с тобой, как с этим анездалом…
— Погоди! — Олег встал рядом с ним. В полумраке они казались похожими, как родные братья, — тот же рост, то же сложение, осанка, даже интонации голоса. — Ты теперь не один. Давай лучше я — мне все равно. Скажи только, где там стоп-кран? На какой стенке? А то я не заметил, когда входил…
— Дурак. — Игорь говорил спокойно, даже ласково. — Дурилка ты картонная! У тебя будет секунда, от силы две, а ты меня спрашиваешь, где тут стоп-кран! Давно, видать, в электричке не ездил.
— Ну и что?
— А то! Пока будешь искать — и сам зря пропадешь, и другим ничем не поможешь. — Он подумал и добавил: — Да ты не дергайся попусту, не рвись в герои. Все там будем… И скорее всего, одновременно. А у меня свой должок есть, так что все правильно.
Ольга заплакала в голос, как будто только теперь поняла, что происходит. Так в деревнях бабы воют по покойнику. Игорь покосился в окно — далеко ли еще, есть ли время, потом присел на корточки перед ней.
— Не грусти, моя хорошая, — он бережно взял ее заплаканное, опухшее от слез лицо в свои ладони, — не грусти. Все хорошо.
Ольга уже не плакала, только всхлипывала тихо и безнадежно. А он все говорил, как будто именно перед ней хотел оправдаться:
— Ты пойми, я должен. Ты же не знаешь про меня ничего, а я всю жизнь убивал. За деньги, из страха, ради долга, будь он неладен… Или просто по приказу. Прожил, как ценной пес. Но умереть… Умереть я хочу человеком. — Игорь грустно улыбнулся. — Может, есть что-нибудь… Там. Так что, может, и свидимся.
Он встал, и Ольга покорно разжала пальцы. Он еще обернулся и улыбнулся ей перед там, как шагнуть к двери. И всем показалось почему-то, что в последний момент вокруг его головы появилось легкое золотое сияние.
Как у святого.
В следующий миг вагон потряс страшный удар, как будто огромная рука схватила его, подняла в высоту — и с силой бросила в бездну.
Машинист Григорий Пантюхов чувствовал себя неважно. Сердце побаливало — не то чтобы сильно, когда в поликлинику идти надо, а просто щемило, рождая чувство тревоги и тоски, когда не то напиться хочется, не то морду кому-то набить.
К тому же в глаз что-то попало… Он зажмурился на секунду, пытаясь смигнуть противную соринку, а когда открыл глаза — увидел прямо перед собой то, что всю оставшуюся жизнь старательно пытался забыть.
Огромная стена из серых, грубо обтесанных камней закрывала небо и землю. Только странные это были камни, шевелящиеся. Машинист протер глаза и понял с ужасом, что это не камни, а страшно изуродованные человеческие тела, сплетенные самым невероятным образом. Лица, искаженные мукой, смотрели на него прямо из стены, руки тянулись достать через стекло. Григорий хотел было остановить поезд, но не успел — в следующую секунду он с грохотом врезался в чудовищное сооружение, раздался грохот и скрежет…
Потом несчастный машинист долго уговаривал себя, что легко отделался — ну, померещилось просто! И даже то, что произошло дальше, — авария, искореженный вагон, временное отстранение от работы и разбирательство с придирчивой комиссией, которой очень хотелось списать дело на «стрелочника», представлялось ему просто благом. Однако по ночам серая стена от земли до неба еще долго снилась ему, и каждый раз дело заканчивалось тяжелым запоем.
Олег очнулся от ощущения, что кто-то трясет его за плечи. И еще что-то горячее капало прямо на лицо…
Он открыл глаза. Увидел бледное, перепачканное лицо Ольги, склонившейся над ним. Надо же, зареванная вся, волосы спутанные, на щеке синяк, а какая красивая!
