– Почему же она утверждала, что просила тебя о разводе, а ты отказал ей, пообещав погубить ее репутацию, если дело дойдет до суда? – Вопросы гремели, как колеса телеги по булыжнику мостовой.
– Не знаю. Полагаю, она намеренно оговорила меня, чтобы выгородить свои похотливые похождения.- Сцепив толстые руки в замок, Юст свирепо глянул на императора
– Ты полагаешь? – неприятно хохотнул император.- А ты уверен, что не держал свою третью жену при себе угрозами погубить ее близких?
Юст задохнулся. Император о чем-то прознал? Или только повторяет слова Оливии?
– Но это абсурд,- вымолвил он с дрожью в голосе.
– Не ты ли обрек на смерть ее отца и братьев, доверившихся тебе? Или она и это придумала? – Глаза Веспасиана грозно сверкнули.- Отвечай, Корнелий Юст Силий!
– Все эти обвинения,- Юст деланно хохотнул,- абсолютно нелепы и смехотворны. Прискорбно, что кто-то может в них верить. Я полагал, что дело улажено.- Он обвел взглядом собравшихся, ища в них поддержки, но натолкнулся на ледяное молчание.- Зачем бы мне вести себя так? Это… это просто не лезет ни в какие ворота' Человек моего положения, которому есть что терять…
– И есть что приобретать,- произнес чей-то саркастический голос.
Юст невероятным усилием сдержал вспышку ярости. «Тихо! – осадил он себя.- Твои враги того лишь и ждут!» Его светло-карие глазки остекленели.
– Не секрет, что я начал действия против моей третьей жены после разговора с тобой, государь, узнав о возможности заключить брак с особой из августейшего дома. До этого я не хотел позорить Оливию, ибо понимал, какой резонанс вызовет в Риме ее недостойное поведение. Не знаю, как я поступил бы в дальнейшем. Возможно, терпел бы ее выходки ради сохранения внешних приличий или повелел бы ей поселиться в одном из поместий. Трудно сказать, как все сложилось бы, но обстоятельства моей жизни стали меняться. Передо мной открылись новые горизонты.- Юст попытался прочесть что-либо в глазах императора, но не смог.- Именно твое предложение, цезарь, подтолкнуло меня к решению расторгнуть брак, оказавшийся столь… неудачным.
– Ах вот как? – участливо произнес Веспасиан. Домициан, обманутый сочувственными нотками,
мелькнувшими в тоне родителя, решил воспользоваться моментом.
– Мы ведь уже обсуждали это, отец. И сошлись на том, что если все сказанное сенатором соответствует истине, то ему и впрямь правильнее развестись со своей беспутной супругой и жениться на Лесбии. Ты еще говорил, что сенат одобрит развод.
– Он и одобрил,- покладисто согласился Веспасиан.- Опираясь на сплетни, умело распущенные среди заседателей. Ты предусмотрителен, Юст.
– Государь? – Юста грызла тревога
– У меня есть раб,- безмятежно сообщил император гостям,- самое разнесчастное на земле существо. Он лишен руки, языка и кастрирован, и все же в нем нашлось достаточно силы духа, чтобы поведать властям кое-что интересное.- Веспасиан небрежно ударил в небольшой гонг, висевший подле его ложа – Сейчас я вам его покажу.
Юст внезапно похолодел.
– Какое отношение этот раб имеет к нашему разговору'
– Судя по всему, самое прямое.- Император улегся на спину, уставившись в потолок.
Страх не отпускал, хотя Юст убеждал себя, что бояться вроде бы нечего. Все, о чем тут говорилось, недоказуемо. Никому не дано узнать о поступках и замыслах Юста. И никто, кроме него самого, не может о них рассказать. Практически все Клеменсы, включая Оливию, покинули эту землю, Сибинус мертв, а Моностадес… Лицо сенатора вдруг превратилось в недвижную маску. Моностадес кастрирован, язык у него вырезан и перебита рука!
За резной, инкрустированной серебром и золотом дверью послышались звуки шагов. Собравшиеся обернулись. В зал вошли шесть преторианцев, ведя с собой истощенного человека в лохмотьях.
Тело его было согбенным, ноги вихляли, руки болтались как палки. Казалось удивительным, что он еще жив. Белые грязные космы обрамляли иссохшее от голода и страданий лицо. Только глаза калеки оставались живыми – глубоко посаженные, горящие, как угли, глаза.
– Ты узнаешь его? – спросил Веспасиан, поднимаясь.
Пригвожденный пылающим взглядом Моностадеса к полу Юст запнулся.
– Н-н-нет.
– Немудрено. Он сильно переменился. Узнаешь – мало пригодное слово. Я спрошу по-иному. Ты знаешь его? – Веспасиан, не ожидая ответа, пошел к преторианцам.- Вижу, что знаешь. Но… знает ли тебя этот несчастный? Как выяснить это? Ведь он лишен возможности говорить. Писать, кстати, ему вроде бы тоже заказано. Однако истина одолевает все.мыслимые препоны.- Император повернулся к рабу.- Подними левую руку, если этот человек – твой бывший владелец.- Он указал на Юста.
Рука так резко взлетела вверх, что раб зашатался.
– Он умен и решителен,- усмехнулся Веспасиан.- Лишившисьправой руки, он научился писать левой и разыскал другого раба, сумевшего скопировать его заявление, нацарапанное на голой земле. У добровольного писца хватило отваги переправить послание одному грамотному и вхожему в сенатскую курию вольноотпущеннику, позаботившемуся о том, чтобы оно было вручено надлежащему должностному лицу. Будь все мои приближенные столь же рьяны в борьбе с проявлениями несправедливости, как тот поспособствовавший увечному иудейский раб, я бы перестал беспокоиться, прочен ли подо мной трон.
Юст помотал головой. Немыслимо, чтобы такое происходило в действительности! С кем-то другим – пожалуйста! Но только не с ним! И не теперь, когда столько сделано и цель так близка!
– Нет! – завопил он, бросаясь вперед – то ли на императора, то ли на Моностадеса Он сам не знал, кого хотел сокрушить.
Двое преторианцев перехватили безумца в полете, еще двое деловито завернули ему руки за спину, но Юст продолжал истошно вопить.
Домициан с Титом стояли на подиуме. Первый был бледен и мрачен, второй насмешливо улыбался. Сенаторы и патриции настороженно переглядывались; их шепот гулял по залу, как штормовой ветерок.
Веспасиан шевельнулся. Лицо его слегка покраснело, дыхание участилось. Он повернулся к центуриону.
– Отправьте задержанного в тюрьму Мамертин. Инструкции у вас есть?
Центурион кивнул и отдал краткий приказ. Брыкающегося и изрыгающего проклятия Корнелия Юста Силия выволокли из зала. Его крики вдруг захлебнулись и смолкли. Покинув знатное общество, солдаты, похоже, решили не церемониться с арестованным.
Веспасиан кивнул Моностадесу.
– Ты по-прежнему полон желания помочь нашим людям в установлении истины?
Грек издал жуткий гортанный звук, его левая рука взлетела в воздух как птица
