Крэддок приземлился на свой тощий зад с грохотом, от которого содрогнулся весь коридор и подпрыгнули картины на стенах. Тем не менее он сразу же попытался подняться, но Анна приставила к его плечу ногу и придавила старика к полу. Девушку трясло.
Джессика с визгом преодолела верхние ступеньки, обогнула сестру и упала на колени рядом с отцом.
Джуд не выдержал и стал подниматься с кресла. Он больше не мог оставаться безучастным зрителем. Мир вокруг него, как он и ожидал, завибрировал и исказился. Джуду казалось, что он видит отражение на поверхности огромного подвижного мыльного пузыря.
Уши заложило. Голова отдалилась от ног на целые мили. Он сделал пробный шаг, чувствуя необыкновенную легкость, почти невесомость. Наверное, так ощущают себя аквалангисты, шагающие по дну океана. Продвигаясь по коридору, он усилием воли заставил окружающее пространство вернуться в нормальное состояние, и пространство послушалось. (Выходит, воля Джуда кое-что значила.) Итак, если соблюдать осторожность, в этом мыльном пузыре можно ходить, не повреждая его.
Все сильнее болели руки – обе, не только правая. Джуду казалось, что они опухли до размера боксерских перчаток. Боль накатывала ритмичными волнами в такт пульсу, как катятся шины по асфальту: «фамп-фамп-фамп». Она сливалась с потрескиванием и жужжанием кондиционера в комнате Крэддока, создавая на периферии сознания убаюкивающий хор бессмысленных звуков.
Его переполняло желание крикнуть Анне, чтобы она уходила отсюда, бежала по лестнице вниз и дальше из дома. Но Джуд был уверен, что нельзя вмешаться в эту сцену, не порвав тонкую ткань сна. Прошлое осталось в прошлом. Он не мог изменить то, что видел сейчас, как не мог спасти Рут, сестру Бэмми. Нельзя ничего изменить, но можно увидеть.
Джуд не понимал, зачем вообще Анна поднялась на второй этаж. Может, хотела бросить в сумку что-то из одежды перед уходом из дома? Она не боялась ни отца, ни Джессики. Она думала, что они больше не имеют над ней власти, – ах эта прекрасная, трогательная, фатальная самоуверенность!
– Я сказала, не подходи ко мне, – произнесла Анна.
– Ты делаешь это ради него? – спросил Крэддок. До этого момента он говорил с мягким южным акцентом, теперь же в его речи не осталось никакой мягкости. – Это часть сумасшедшего плана по его возвращению? Ты надеешься, он посочувствует тебе, когда ты приползешь к нему, вся в соплях, и расскажешь, что твой папочка заставлял тебя делать ужасные вещи и разрушил твою жизнь? Небось, не терпится похвастаться, как ты грубила мне, как ты столкнула меня на пол? Меня – старика, который заботился о тебе, когда ты болела, и защищал тебя от самой себя, когда ты теряла разум. Думаешь, он бы гордился тобой, если бы сейчас стоял здесь и смотрел, как ты набросилась на меня?
– Нет, – ответила Анна. – Думаю, он бы гордился мной, если б увидел вот это. – Она наклонилась и плюнула отчиму в лицо.
Крэддок скривился, потом издал сдавленный вопль, будто в глаз ему попал яд. Джессика завозилась, приподнимаясь, ее пальцы превратились в когти. Но Анна успела схватить сестру за плечо и свалила ее па пол рядом с отчимом.
Она стояла над ними, и ее била дрожь, но уже не так сильно, как минутой раньше. Джуд рискнул дотянуться до ее плеча, положил на него левую перебинтованную руку и легонько сжал пальцы. Наконец-то он осмелился прикоснуться к ней. Анна вроде бы ничего не заметила. Реальность изогнулась на миг, когда его рука опустилась на плечо Анны, но он сумел вернуть все в норму, сконцентрировавшись на фоновых звуках, на музыке этого мгновения – «фамп-фамп-фамп», треск и жужжание.
– Молодец, Флорида, – вырвалось у него.
Слова прозвучали прежде, чем он успел остановить их. Но мир не исчез.
Анна презрительно кивала головой – вверх и вниз, вверх и вниз.
– А я вас боялась, – произнесла она устало.
Девушка повернулась, выскользнув из пальцев Джуда, и пошла в другой конец коридора. Должно быть, в свою комнату. Дверь за ней закрылась.
Джуд услышал, как рядом что-то капнуло, и взглянул вниз. Носок, обернутый вокруг правой ладони и пальцев, насквозь пропитался кровью, и она капала вниз. Серебряные пуговицы на груди его черного пиджака блеснули в последнем солнечном отблеске дня. Надо же, Джуд до сих пор не замечал, что одет в костюм покойника. Действительно, сшито как на него. И тут сам собой нашелся ответ на вопрос, которым Джуд ни на секунду не задавался: как он оказался в этом доме и стал свидетелем того, чего он в реальности не видел. Он ведь купил и костюм покойника, и самого покойника, то есть завладел призраком. А значит, ему принадлежало и прошлое мертвеца. Сцена в доме Крэддока тоже досталась Джуду.
Джессика сидела на корточках рядом с отчимом. Они оба тяжело дышали, глядя на закрытую дверь в спальню Анны. Джуд слышал, как за дверью открывались и закрывались ящики, как хлопнула дверца шкафа.
– Темнеет, – прошептала Джессика. – Наконец-то темнеет.
Крэддок кивнул. На его лице, прямо под левым глазом, вспухла царапина – это Анна поранила его ногтем, срывая очки. Кровь, как слеза, бежала вдоль его носа. Он стер ее тыльной стороной ладони, оставив на щеке красное пятно.
– Что ты придумала? – спросил Крэддок. Он говорил тихо, почти шепотом, голос его прерывался от сдерживаемой ярости.
Она разрешила мне пару раз загипнотизировать ее, – ответила Джессика таким же приглушенным голосом. – Чтобы лучше спать. И я внушила ей кое-что.
В комнате Анны все стихло. Потом Джуд четко различил стеклянное «дзинь», стук бутылки о стакан, а затем бульканье.
– Что? – спросил Крэддок.
– Я сказала ей, что с наступлением темноты хорошо бы чего-нибудь выпить. Я сказала, что это награда за прожитый день. Бутылку она держит в верхнем ящике комода.
В спальне Анны установилась долгая, пугающая тишина.
– Ну и что?
– Я добавила в джин фенобарбитала, – закончила Джессика. – Теперь у нее нет проблем со сном!
Что-то стукнуло о деревянный пол в комнате Анны. Словно упал стакан.
– Молодец, – выдохнул Крэддок. – Я знал, что у тебя припасено кое-что на черный день.
– Папочка, – сказала Джессика, – ты должен заставить ее забыть… снимки, которые она нашла. Пусть она забудет все. Все, что было. Ты должен заставить ее забыть.
– Не могу, – мрачно признался Крэддок. – Уже давно я ничего не могу с ней поделать. Когда она была моложе… когда она больше доверяла мне. Может быть, ты… – Джессика затрясла головой:
– Погружать ее на такую глубину я не в силах. Она не дает мне – а я пробовала. Когда я в последний раз гипнотизировала ее, я задала ей несколько вопросов про Джудаса Койна. О чем она писала ему, говорила ли она ему про… про тебя. Но как только я заходила слишком далеко, как только спрашивала что-нибудь, о чем ей не хочется говорить, она начинала петь одну из его песен. Вроде как сдерживала меня. Ничего подобного я не встречала.
