Против воли я испытывала к ней жалость. Она такая неловкая, такая застенчивая. Любой мог манипулировать ею, не говоря уж об отце, которого она любила и чьего внимания отчаянно жаждала. Для него она сделала бы все. По слухам, она целыми днями стояла около его места заключения, плача и умоляя позволить ей увидеться с ним. Ей отказывали и силой уводили оттуда.
Тем временем наша дружба с Лиссой возобновилась, словно ничего и не произошло. Что касается остального ее мира, произошло очень многое. После всех этих треволнений и драм она, похоже, обрела новое понимание того, что для нее важно, а что нет. Порвала с Аароном. Наверняка очень мило, но, уверена, ему разрыв дался нелегко. Получается, теперь она уже дважды бросила беднягу. Тот факт, что предыдущая подружка обманывала его, тоже не придавал ему уверенности. И без малейших колебаний Лисса стала встречаться с Кристианом, не заботясь о том, как это скажется на ее репутации. Увидев, как они на людях держатся за руки, я глазам своим не поверила. Он тоже, казалось, сомневался в происходящем, а наши одноклассники были настолько потрясены, что вообще ничего не могли взять в толк. До сих пор они едва отдавали себе отчет в его существовании, а то, что он может быть с кем-то вроде Лиссы… Нет, совершенно немыслимо.
Состояние моих романтических дел выглядело гораздо менее радужным, чем у нее, — если вообще тут можно говорить о каких-то романтических делах. Пока я выздоравливала, Дмитрий ни разу не посетил меня, и наши тренировки были отложены на неопределенное время. Так продолжалось до тех пор, пока на четвертый день после похищения Лиссы я не наткнулась на него в гимнастическом зале. Мы были там одни.
Я пошла туда за своей гимнастической сумкой и замерла, увидев его. Буквально потеряла дар речи. Он чуть было не прошел мимо, но потом остановился.
— Роза… — после неловкой паузы заговорил он. — Ты должна написать рапорт о том, что произошло. С нами.
Я долго ждала возможности поговорить с ним, но совсем иначе представляла себе этот разговор.
— Не могу. Тебя уволят. Или сделают что-нибудь и того хуже.
— Меня и должны уволить. Я вел себя неправильно.
— Ты не мог противиться заклинанию…
— Это не имеет значения. Все равно неправильно. И глупо.
Неправильно. Глупо? Я прикусила губу, глаза налились слезами. Я попыталась взять себя в руки.
— Подумаешь, большое дело!
— Очень даже большое дело! Я воспользовался своим положением по отношению к тебе.
— Нет, — невозмутимо ответила я. — Ты не воспользовался своим положением по отношению ко мне.
Видимо, что-то такое прозвучало в моем голосе, потому что он устремил на меня глубокий серьезный взгляд.
— Роза, я на семь лет старше тебя. В десять лет это, может, и не так уж много значит, но сейчас разница огромна. Я взрослый. Ты дитя.
Ничего себе! Я вздрогнула. Лучше бы он просто ударил меня.
— Похоже, ты не думал, что я дитя, когда во все глаза разглядывал меня.
Теперь вздрогнул он.
— Это из-за твоего тела… ну, оно делает тебя взрослой. Мы живем в разных мирах. Я совершал ошибки. Я действовал на свой страх и риск. Я убивал, Роза, — людей, не животных. А ты… Ты только начинаешь жить. Твоя жизнь домашние задания, наряды и танцы.
— По-твоему, это все, что меня интересует?
— Нет. Конечно нет. Не совсем. Но такова существенная часть твоего мира. Ты еще растешь, пытаешься осознать, кто ты есть и что для тебя важно, а что нет. Так и должно происходить. Тебе нужно встречаться с парнями своего возраста.
Не нужны мне парни моего возраста. Но я не сказала этого. Не сказала ничего.
— Даже если ты решишь не писать рапорт, нужно, чтобы ты поняла — это было ошибкой. И ни в коем случае не должно повториться, — добавил он.
— Потому что ты слишком стар для меня? Потому что это безответственно?
Сейчас его лицо ничего не выражало.
— Нет. Просто потому, что ты не интересуешь меня в этом смысле.
Я замерла. Он отвергает меня, это прозвучало громко и ясно. Все, что произошло той ночью, все, что казалось таким прекрасным и исполненным смысла, прямо у меня на глазах рассыпалось в прах.
— Это произошло только благодаря заклинанию. Понимаешь?
Чувствуя себя униженной и разгневанной, я не хотела ставить себя в еще более глупое положение, споря или умоляя, и потому просто пожала плечами.
— Да. Понимаю.
Оставшуюся часть дня я дулась, отвергая все попытки Лиссы и Мейсона вытащить меня из комнаты. Вот ведь ирония — мне самой хотелось сидеть тут сейчас, хотя Кирова, под впечатлением моих подвигов во время спасения Лиссы, освободила меня из-под домашнего ареста.
На следующий день до уроков я пошла туда, где держали Виктора. В Академии имелись камеры с решетками, и в коридоре караулили два стража. Не пришлось прибегать к особой хитрости, чтобы меня пропустили внутрь, а ведь даже Наталье этого не позволили. Но один из стражей ехал со мной во внедорожнике и видел, как я вместе с Лиссой страдала, когда ее пытали. Я сказала ему, будто мне нужно расспросить Виктора о том что тот делал с Лиссой. Соврала, конечно, но стражи сочувствовали мне и потому «клюнули». Позволили поговорить пять минут и отошли дальше по коридору, откуда не могли ни видеть, ни слышать.
Когда я стояла рядом с камерой Виктора, мне просто не верилось, что когда-то я сочувствовала ему. При виде его обновленного, поздоровевшего тела меня охватил гнев. Скрестив ноги, он сидел на узкой койке и читал, но, услышав мое приближение, поднял взгляд.
— Да ведь это Роза! Какой приятный сюрприз. Твоя изобретательность всегда производила на меня впечатление. Ко мне не допускают никаких посетителей.
Я скрестила на груди руки, стараясь придать лицу жесткое выражение истинного стража.
— Я хочу, чтобы вы разрушили то заклинание. Целиком и полностью.
— Что ты имеешь в виду?
— Заклинание, которое вы наложили на меня и Дмитрия.
— Это заклинание больше не работает. Перестало действовать само по себе.
Я покачала головой.
— Нет. Я продолжаю думать о Дмитрии. Продолжаю желать..
Я не закончила, и он понимающе улыбнулся.
— Моя дорогая, все это уже было в тебе задолго до того, как я настроил заклинание.
— Не так, как сейчас. Не так сильно.
— Может, не на уровне сознания, но влечение, физическое и духовное, уже было в тебе. И в нем. В противном случае заклинание не сработало бы. На самом деле оно не создало ничего нового, просто убрало торможение и усилило чувства, которые вы уже испытывали друг к другу.
— Вы лжете! Он сказал что не испытывал ко мне никаких чувств.
