Но в зале все еще оставались и другие. Больные молчали, только изредка кое-кто из них непроизвольно всхлипывал. В резком утреннем свете они выглядели совсем жалко. Тело Сары Уоллингфорд так и лежало возле кресла. Она не шевелилась. Но не мать, и не убогие калеки привлекли внимание Бетти. Там, где недавно пролегала линия магического круга, стояли две живые мертвые женщины. На первый взгляд — обычные земные обличья, обычные земные одежды. Бетти подошла поближе. Так они и стояли втроем во всемогущей обыденности, как стояли бы три любые женщины, решающие, чем заняться или обменивающиеся новостями. Первой заговорила Эвелин. Стреляя глазами от Бетти к Лестер и обратно, она дрожащим голоском заявила:
— Не вмешивайтесь в мои дела. Я вам не позволю. Я не хочу. И не пытайтесь.
— Послушай, Эвелин, мы так часто ходили вместисказала Лестер. — Давай так и сделаем. Пойдем со мной сегодня, а там посмотрим.
Бетти хотела заговорить, но Лестер легкой улыбкой удержала ее. Кажется, этот разговор уже не раз происходил между ними в прошлом.
— Пойдем, ты же можешь, — продолжала уговаривать Лестер. — Прости, если я иногда бывала… ну, недогадлива. Если я когда-нибудь использовала тебя для своих целей. Ну что ж, теперь твоя очередь. Я только этого и хочу.
Правда-правда. Идем, посмотрим, что у нас впереди!
— Наверное, по-твоему это называется добротой, — укоризненно протянула Эвелин. — Ты небось думаешь, что лучше быть доброй? Я всегда терпеть не могла таскаться с тобой, и надеюсь, рано или поздно найду себе кого-нибудь еще. Спасибо.
— Да, — печально вздохнула Лестер, — боюсь, что найдешь.
Всем, кроме Эвелин, слова эти напомнили о зловещем мире, еще недавно окружавшем их. Но ведь Эвелин и там ничему не научилась. Когда ее вожделенные укрытия начали таять вокруг нее, она в отчаянии не знала, что делать. Теперь, настороженная, как зверек, она решила во что бы то ни стало не дать себя поймать. Именно этим и занимались, по ее мнению, хитрые Лестер и Бетти. Они хотели поймать ее, удержать, сделать больно; они всегда ненавидели ее. Но она с ними справится, и не с такими справлялась. Она неожиданно рванулась, пробежала между ними, растопырив руки и, крича «Пустите меня», промчалась сквозь толпу больных (они и не пытались удерживать ее) и мгновенно оказалась возле окна. За ним лежал подозрительно пустынный и призрачный дворик.
Она чуть не остановилась, но оглянулась через плечо и увидела, как Лестен шагнула вслед за ней.
— Думаешь, поймаешь? — крикнула Эвелин, и Бетти ужаснуло каменное выражение лица, со старательно нарисованной торжествующей гримасой. Жестокость и раньше доставляла ей удовольствие, но открыто торжествовать она все же не решалась. Теперь последние барьеры исчезли.
В следующий момент Эвелин прошла сквозь окно и оказалась в другом Городе, чтобы ждать там, бродить и ворчать, пока не найдется попутчик.
Бетти посмотрела на Лестер, обе помолчали. Потом Лестер сказала:
— Мы с ней могли бы вместе найти эти воды. Что ж, мне пора идти. Всего доброго, моя дорогая. Спасибо за ласку.
— А как же?.. — воскликнула Бетти. Она оборвала себя из жалости к тем, кто мог ее услышать, но глаза все равно обежали толпу несчастных, и она чуть заметно повела рукой в их сторону. Она не знала их, не знала, как они попали сюда, но видела, что они страдают. Лестер покачала головой.
— Это для тебя, дорогая моя, — сказала она. — Ты можешь это сделать, ты делала и куда более сложные вещи. Кое-чем я, конечно, помогу, но ты справишься.
Прощай, — она перевела взгляд на Ричарда. — Мой драгоценный, я так люблю тебя. Прости меня, и спасибо тебе, Ричард, спасибо, дорогой! Прощай, благословенный мой!
Она стояла перед ними, спокойная, очень настоящая, только немножко слишком сияющая. Потом яркий воздух начал дрожать, сияние усилилось, затмило дневной свет и распространилось на весь зал. По Городу прошли Все Святые, и она ушла с ними, ушла туда, где и встречи, и разлуки только приближают Последнюю Встречу, за которой уже не будет разлук. Трепетное сияние приняло ее.
Первой пошевелилась Бетти. Она оглядела тех, кто еще остался в зале. Теперь, после слов Лестер, она точно знала, что ей делать. Она чувствовала себя так же, как на Хайгейтском холме, только еще более спокойной. Приближалась трудная пора, в которую ей предстояло вступить по слову ее подруги. Нет, конечно, действовать будет не она — но без ее участия действие не сможет осуществиться. Зато сейчас с ней был тот, кого она звала тогда на холме и по которому тосковала.
Ей даровали большую милость, но и работу предложили немалую. А впрочем, много ли стоит милость, полученная даром?
— Джон, я постараюсь не быть занудой, — порывисто сказала она.
Вместо ответа он обнял ее за плечи и спросил:
— Что там с твоей матерью?
Они подошли к ней, осмотрели, потрогали, попробовали заговорить. Она была жива, но совсем не реагировала на окружающее. Если леди Уоллингфорд и предстояло прийти в себя, то нескоро. Память, знания, даже простейшие навыки уже никогда не вернутся к ней. Она будет жить, не зная, кто она, и как здесь оказалась, не различая, кто вокруг нее, и что они делают — или что уже сделали для нее — одевают ли, кормят, выносят на воздух — у нее просто не будет слов для этих понятий.
Она отдала себя целиком, от ее личности ничего не осталось. Ее, как новорожденного младенца, придется заново учить жить. Но поскольку, отдавая себя, она хотела добра Клерку, а не себе, поскольку она действительно пыталась отдать себя, Город лишил ее страсти, а дар ее принял в свое собственное божественное «я». Ей предстояло родиться заново. По крайней мере заново расти душой, а руководить этим ростом станет дочь. Ее нежность будет утолять нужды «новорожденной», а если речь когда-нибудь вернется к ней, дочь ответит на первые запинающиеся слова. Пока же она пребывала как раз в том состоянии, до которого маг хотел довести их дитя.
Подобное замещение тоже входило в законы Города. Ее духовное знание покоилось в полном неведении, ее тело лежало под обычным солнцем. Начиналось воскресение, и отныне Бетти предстояло делать для матери все, что способна сделать любовь.
Пока же они ничем не могли помочь ей. Бетти постояла над матерью, поцеловала Джонатана и, повернувшись, заметила Ричарда. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом она улыбнулась и протянула руки.
Он подошел к ней и немного смущенно произнес:
— Спасибо за картину.
Бетти кивнула, поцеловала и его тоже, а потом подошла к ближайшему из тех страждущих созданий, которые, как раздавленные черви, шевелились на полу. Она шла к ним и с каждым шагом наполнялась силой бессмертия. Первым на ее пути оказался Планкин. Она взяла его за руки; радость Города переполняла ее, и она поцеловала его в губы, заглянула в глаза и тихонько сказала:
