Выйдя на площадь, старик остановился. Колонна состояла из тысяч людей с просветленными лицами, медленно бредущих мимо. На него никто не обращал внимания. Звук человеческого дыхания далеко разносился в неподвижном затхлом воздухе. По-прежнему только дыхание – будто все они были призраками, нанизанными на дыхательные аппараты. Если отвлечься от этого, в шествии не было ничего странного. Старик уже встречал подобных одержимых и раньше. Судя по их виду, это были неокоммунисты, совершавшие ежегодное паломничество к Мавзолею Ким Ир Сена. Все одеты в полувоенные серые френчи. На груди у каждого, включая женщин, – нашивка в надписью «Йозеф» (проклятая заноза, которую невозможно выдернуть из памяти!). Кроме того, старик разглядел мешочки из красного бархата, в которых паломники носили обломки другой святыни – разрушенного московского Мавзолея. Если бы все обломки были, как утверждалось, подлинными, из них можно было бы выстроить средней величины небоскреб.
Серая змея, состоявшая из сегментов-Йозефов, казалась цельной, несмотря на зазоры между телами. Старик понял, что ему вряд ли удастся преодолеть эту живую реку…
Когда масштаб сновидения в очередной раз изменился, он увидел, что колонна движется по кольцевой улице, опоясывающей площадь, а что-то, похожее на Мавзолей, находится в середине. Причем не обошлось без какого-то топологического фокуса, ускользавшего от понимания, ибо «кольцо» на самом деле оказалось восьмеркой, петли которой не пересекались, а как бы повисали на разных уровнях.
Старик стоял, читая: Йозеф, Йозеф, Йозеф… Бесполезно. Ничто не пробилось сквозь скорлупу. А потом и город растворился, и звук дыхания сменился рокотом двигателя.)
* * *
Терминал оказался смехотворно маленьким – не больше портативного компьютера. Эта штука, смахивающая на серый кейс из огнеупорной керамики, находилась в полуметре от старика и была доступна как никогда. При желании он мог пощупать ее пальцами. И не только пощупать. Впрочем, запретное желание возникало ненадолго.
Порой его так и подмывало открыть замки и заглянуть в кейс. Трудно поверить, что ради столь незначительной по размерам вещи кое-кто отдал жизнь. Однако дело было, конечно, не в размерах – старик и вправду отупел, но не до такой же степени. Дело было в том, что Терминал мог оказаться поврежденным. От этой мысли темнело в глазах. Неужели все напрасно?!
Он долго боролся с искушением ПРОВЕРИТЬ, но так и не решился. Кто он такой? Что он понимает в Терминалах? Разве он сумеет отличить поврежденный от целого? Старик отказался даже от мысли хотя бы взглянуть на него. Это было бы величайшим кощунством – все равно что выпить кока-колы из Грааля в жаркий день…
(А ведь действительно жарко. Кажется, плавится мозг.)
Он вытер пересохшие губы влажной от пота ладонью и смахнул соленые капли с ресниц. Снаружи темнело. Впереди все так же сияли две кровавые звездочки – габаритные огни головного грузовика. В зеркалах заднего вида расплывались радужные пятна – отблески фар бензовоза, идущего следом. По обе стороны дороги мелькали деревья редколесья. Почему-то это действовало старику на нервы. Он слишком привык к открытым пространствам. Или Малыш приучил его? Медиум все еще чувствовал себя использованной перчаткой. Теперь, после нескольких нейрохирургических операций, перчатка уже не была стерильной. И что с нею сделает Малыш? Выбросит – или?…
Еще один мучительный вопрос: почему Терминал доверили самому слабому в группе? Клон вполне мог подставить его под удар, пожертвовать уязвимым звеном. Старик был не настолько самонадеян, чтобы думать, будто Мицар испытывает к нему нечто большее, чем безразличие. Для клонов не существовало привязанностей, не говоря уже о «сыновних» чувствах. Это была еще одна причина, чтобы не прикасаться к священному ящику…
Впереди слева появился широкий просвет, заполненный слабым неоновым сиянием. В ту же минуту грузовик начал тормозить, подчиняясь внешней команде, поступившей по радио. «Какого черта?» – прошептал старик. Частокол стволов, мелькавших справа, распался на отдельные вертикальные линии. Деревья выглядели будто мертвые телеграфные столбы, на которых забыли обрубить сучья.
В кювете лежал перевернутый грузовик с прицепом, похожий на издохшего динозавра. Судя по глубоким выбоинам в асфальтовом покрытии, автокатастрофа была ужасающей. Поблизости виднелись свежие следы траков. Мощный бульдозер очистил трассу совсем недавно.
Неоновое сияние усиливалось. Вскоре показалась громадная плешь, посреди которой торчали коттеджи. К дороге примыкали отстойник и заправочная станция. Сияние исходило из неразличимого пространства над единственным коттеджем, который мог сойти за жилой. Надпись «Мотель «Лесная поляна»« висела в воздухе, будто кто-то расписался флуоресцентной краской прямо на тускло-сером фоне сумерек…
Что-то тут было неправильно.
Старику понадобилось время, чтобы осознать это. Его охватывала паника. «Не надо останавливаться!» – почти проскулил он, заклиная судьбу и случай, а главным образом того, кто распоряжался и тем, и другим. Если Малыш и «услышал» его скулеж, то вряд ли придал ему значение.
Старик совершенно искренне считал, что останавливаться здесь и сейчас – это чистое безумие. Слишком малое расстояние отделяло их от города. Они ехали всего каких-нибудь пару часов. «Уже темнеет, идиот! Слишком опасно», – напомнил ему почти механический голос автомата из справочного бюро, размещавшегося в рассудочной области сознания и уцелевшего, несмотря ни на что – даже на «терапию», проведенную клоном. В этой области уже нельзя было ничего нарушить. Либо дважды два по-прежнему равно четырем, либо медиум годится только для психушки…
Действительно, никто, кроме смертников и самых отчаянных придурков, не ездит ночью. Но разве сейчас – не крайний случай? И разве команда Малыша состояла не из отчаянных придурков?…
* * *
(Жара и время.
Два фактора, мешающие концентрации. И если первый действует далеко не всегда, то второй является постоянным и практически непреодолимым.
…Они сидели в узкой тени минарета. Солнце палило так, что воздух казался жидким и даже думать было трудно. Но тогда старик еще мог позволить себе сверхусилие. Он был молод, наивен, горяч и еще не понял, что в борьбе против Темного Ангела все средства хороши.
Когда доступные методы не помогали, он повторял набор заученных фраз, постепенно, с течением времени превратившихся в заклинания. Это были «хорошие» заклинания. Ведь он всем желал добра и свободы…
