- Аллилуйя! - воскликнул Сонни голосом девятилетнего ребенка рождественским утром, открывающего подарки. - Это не я! Это не я!
- И не я!
- Моя шкура спасена! Ха! Я остаюсь!
Я не могу сказать, что все они были такими же свиньями, грубыми и бесчувственными. Многие просто восприняли приговор спокойно, с капелькой самоистязания. Но другие прыгали от радости, как свиньи барахтающиеся в грязи.
Один за другим люди показывали ему пустые бумажки. Осталось лишь две, и они принадлежали Марии и мне. Я почувствовал, как пот выступил на моем лице, нейроны моего мозга были готовы к перегрузке и выгоранию.
Все взгляды были устремлены на нас... в них была жалость и чувство вины. Но в некоторых была извращенная, мерзкая эйфория. Они спасены, так что теперь это была игра, чтобы увидеть, кто пойдёт на вертел, драматичная и напряжённая неизвестность.
Мы с Марией посмотрели друг на друга, а на нас все оставшиеся, теперь уже с широко раскрытыми и сияющими глазами, облизывая губы, некоторые чуть не пускали слюни. Они очень хотели этого, говорю вам. Жаждали этого. Как обезумевшие деревенские жители, охваченные маниакальным ликованием при мысли о том, чтобы сжечь одного из них как ведьму. В этот момент я увидел врожденную жестокость и скотство человеческой расы.
И я ненавидел их.
Боже, как же я их ненавидел.
Я тут же поклялся себе, что убью их всех до единого, если представится такая возможность. Я молилась, чтобы это был я. Я действительно так хотел. Но еще до того, как я открыл свой листок, я знал, что он будет пуст. Так оно и было. Мария открыла свой, тонко улыбнулась и показала всем листок с крестиком.
- Это я, - сказала она совершенно спокойно. - Я - та самая. Я избрана.
Все вздохнули... бесконечное напряжение погасло.
Они все были в безопасности, и веселье закончилось.
Но, сами того не зная, они только что подписали себе смертный приговор.
10
Док решил смягчить правила.
Может быть, после истории с Мерфи он понял, что должен это сделать. Он не стал как-либо ограничивать Марию. Он не запирал ее в камере и никак не изолировал. Он дал ей и остальным пятерым двадцать четыре часа на то, чтобы примириться с собой и своим создателем. Никто не охранял двери в это время. Если ты - избранный и решил бежать, испытать удачу с ордами Червивых снаружи, никто бы тебя не остановил. Драгна получит свою шестерку в любом случае. Но самым удивительным и пугающим было то, что многие этого не делали. Сколько людей просто приняли это и охотно пошли на поля смерти.
Позже я остался наедине с Марией в её комнате. Я не думаю, что она когда-либо была красивее, чем в ту ночь... ее длинные черные волосы, ее большие темные глаза, ее гладкая оливковая кожа. Я сказал ей, что мы будем вместе до конца. Мы будем драться и выберемся отсюда.
Но она только покачала головой.
- Нет, Томми. Что сделано, то сделано.
Мне хотелось дать ей пощечину, избить до потери сознания и улизнуть вместе с ней, пока еще есть время. Но больше всего мне хотелось обнять ее и никогда не отпускать. На глаза навернулись слезы. Я уже давно не плакал, но тогда заплакал.
Мария посмотрела мне прямо в глаза.
- Ты можешь сделать для меня кое-что, Томми, - сказала она так твердо и настойчиво, как могут только латиноамериканцы.
- Все, что угодно, - ответил я, все еще стараясь сдержать рыдания, но безуспешно.
Она коснулась моей щеки, проводя длинным пальцем по дорожке слез от глаза к уголку губ.
- Ты можешь провести ночь со мной. Ты можешь заставить меня в последний раз почувствовать себя настоящей женщиной, человеком.
Она упала в мои объятия, и мы занялись любовью.
11
На следующее утро я застал Дока в его маленьком кабинете. Он выглядел удивленным, увидев меня. Он знал, что я хочу что-то сказать, и молчал, дожидаясь, пока я все обдумаю и выложу ему.
- Я хочу быть частью этого, - сказал я.
- Часть чего, Томми?
- Ты же знаешь. Лотереи.
- Так ты же участвовал.
Я отрицательно покачал головой.
- Ты не понимаешь. Я хочу пойти с Сонни, Конроем и Эйбом, когда они выйдут сегодня вечером. Я хочу быть частью этого.
- Томми...
- Нет, выслушайте меня, Док. Мария - моя подруга. Я люблю ее. Я думаю, она любит меня. Я не хочу, чтобы она отправилась туда одна, без поддержки. Ей нужно, чтобы я был там. Чтобы... чтобы проводить ее. Ей это нужно.
Он вздохнул.
- Томми, я не думаю, что это хорошая идея.
Вместо того, чтобы следующие двадцать минут выслушивать переубеждения Дока, я сказал:
- Я знаю, что был занозой в заднице, Док. Я знаю, что от меня одни неприятности... но это нелегко. Ты должен понять, как тяжело мне все это дается. Для всех нас. Просто позволь мне сделать это. Это всё, что мне нужно.
Док некоторое время просто смотрел на меня, словно пытаясь прочесть, что у меня на уме, но я запер свой разум, как сейф. Он туда не попадёт. Я казался искренним, испытывал лишь боль и смятение, горе и утрату.
Док покачал головой, потом просто вздохнул.
- Ты уверен, Томми? Ты уверен, что это то, чего ты хочешь?
Я молча кивнул.
- Больше всего на свете.
Бедный Док. Он всегда был таким гребаным дураком. Всегда за главного. Всегда разруливал всё в одиночку. В этот момент мне стало почти жаль его.
- Ладно, Томми. Если это то, чего ты хочешь. Можешь идти.
- Спасибо, Док. Это очень много значит для меня.
Он улыбнулся и похлопал меня по руке, как любимый дядюшка, и я вышел из его кабинета. В коридоре я начал ухмыляться. Никто из них этого не знал, но я был готов обрушить ад на каждого из них.
12
В ту ночь, ровно через час после наступления темноты, шестеро отправилось в путь.
Их сопровождали Сонни, Конрой, Эйб и я. Мы все были вооружены помповыми ружьями и 9-миллиметровыми пистолетами. За спиной у Эйба висел армейский огнемет, который он стащил из оружейной. Мы были готовы защищаться, если понадобится, но до этого не дойдёт. Лотерея так не работает. Мы были, так сказать, мясниками, а вы же не будете убивать официанта, принёсшего вам ужин.
Эйб и Сонни шли впереди по направлению к полям смерти, Конрой и я - сзади, избранные - между нами. Мария, конечно, была среди них. Миссис Пирсон, молодая женщина по имени Сильвия, чей муж остался в убежище. Трое мужчин - Джонсон, Хилл и Кисон. У всех был один и тот же мертвый взгляд, полный маниакального отчаяния, и заглянуть в него означало познать глубины ада и как там горячо.
Я не был так наивен.
Я знал, что Док не доверял мне как остальным сопровождающим. Вот, почему Конрой шёл позади меня. Если бы я причинил неприятности, я бы не вернулся.
Поле смерти – как и следует из названия просто поле. Ничего, кроме травы и нескольких деревянных шестов, воткнутых в землю. Я не знаю, как они использовались в старые добрые времена метеостанции, но теперь их использовали для очень тёмных намерений. Когда мы ступили в траву, начал подниматься призрак Луны. И как только это произошло, откуда-то из окружавших нас холмов донесся грохот, ритмичный стук. Это был резкий, нестройный звук, который эхом отдавался внутри моей головы. Звучало как барабаны вуду из старых фильмов, но гораздо более примитивно.
- Это еще что за чертовщина? – спросил я.
- Червивые, - сказал Сонни. - Сегодня та самая ночь, и они это знают. Они начинают волноваться. Они празднуют и бьют в барабаны.
Конечно же это были не барабаны. Зомби колотили по мусорным бакам и 25-галлонным бочонкам, ящикам и по всему, что попадалось под руку. От одного этого звука у меня внутри все поползло вверх по горлу.
- Неужели это никогда не прекратится? – сказал я.
- Конечно... позже, - сказал он мне. - Продолжай идти.
Через десять минут мы уже были на поле смерти. Тени удлинились, и нам пришлось воспользоваться фонариками, чтобы сделать то, что нужно было сделать. Шесты стояли на вершине невысокого холма, расколотые и потрескавшиеся, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Их было восемь, но нам нужны были только шесть. Я никак не мог отделаться от мысли, что это что-то вроде языческого жертвенника или священной рощи друидов для тайных жертвоприношений первобытным голодным богам. Может быть, так оно и было.
